«Каждое человеческое существо представляет собой непостижимую загадку и тайну для всякого другого» — так начинается «Невидимая женщина», вторая режиссерская работа Рэйфа Файнса, чей «Нуреев. Белый ворон» — о том же, о загадке.
Если совсем коротко и по сути, то «Нуреев. Белый ворон», который в оригинале называется просто «Белый ворон» (или «Белая ворона») и поставлен по книге Джулии Кавана «Рудольф Нуреев: Жизнь», рассказывает про артиста балета Рудольфа Нуреева, попросившего политического убежища и оставшегося в Европе после гастролей в Париже. Правда, фильм не столько о диссидентстве и «невозвращенстве», сколько про балет. Хотя, если присмотреться, и не про балет вовсе.
Картина разделена на три части, которые все время мешаются: трудное детство, юность в Ленинграде и парижские гастроли. Причем эстетически выбивается именно детство Нуреева. Если весь фильм сделан под ретро, то детство — нищая жизнь в морозной деревне — показано мрачно, холодно, почти монохромно, так еще и в формате леттербокс. Зачем — непонятно. Сама история начинается с рождения будущего беглеца, и не где-то, а прямо в поезде, в холодный 1938-й, что создает определенную атмосферу. Там же, во флешбэках, странно выглядит и первая встреча Нуреева с отцом, вернувшимся с фронта. Семья не радуется со слезами на глазах — все же война закончилась, папка вернулся, День Победы и все такое прочее, — а стоит молча. Видать, отец — сталинист, и настолько, что внушает детям страх. Сталинисты они такие, постоянно думают, как бы кого репрессировать. Вот и во время прогулки по заснеженному лесу отец бросает сына. Ни с того ни с сего. Единственного сына. В лесу. Сталинист не способен любить? Или отец уже тогда подозревал, что сын — гомосексуал и будущий балерун, и ему как сталинисту это претило?
Суровое детство Нуреева показано неорганично и неубедительно. Другое дело — будни в Ленинграде, где он учился и танцевал под руководством Александра Пушкина, и в Париже, где выступал с советской труппой. Однако беда сюжета в том, что загадочную душу, а именно ее и пытается нащупать и познать режиссер, мы так и не найдем. На то она и загадочная. Юноша с честными глазами гуляет по пустым улицам, задумчивый, будто чем-то взволнован, что-то его тревожит, ходит по Лувру и Эрмитажу, всматриваясь в полотна великих мастеров, например, в выразительно мощную картину Теодора Жерико «Плот „Медузы“», мечтая жить и творить свободно.
Говорят, страх — главный враг свободы. Собственно, об этом и есть «Нуреев. Белый ворон». Неспроста камера крупным планом захватывает слово «Liberté» на парижском памятнике. Паренек, который в советской жизни жаловался на дисциплину и подчинение, наконец-то выбрался из душного «совка» в страну свободы, равенства и братства, о которой советский человек мог только читать. Конечно, это никакая не голливудская клюква. Рэйф Файнс с любовью относится к советской жизни (застолья под гитару и разговоры о космосе) и главное к балету, поэтому смотреть как мальчишка тянется, прыгает и вращается — одно удовольствие. Для большей драмы авторы обыгрывают роман Нуреева с женой Пушкина, у которых парень живет, пока потеет в Ленинградском училище, но на этом, кажется, все — конфликты заканчиваются. Не видно ни ссор, ни драк внутри балетного коллектива, а ведь там наверняка были труженики и работяги, которые служили во благо советской Родины. Выяснится, что среди танцоров балета — о ужас — были коммунисты, поэтому мировоззренческая стычка неизбежна, если уж главный герой был инакомыслящим.
По фильму Рудольф Нуреев — грубый выскочка и банальный эгоист. Любой конфликт, а таких по пальцам пересчитать, решают за Нуреева, который только жалуется и обижается, плюет в Министерстве культуры, хамит главному балетмейстеру, капризничает в ресторане и магазине игрушек. Единственной серьезной угрозой для танцора оказывается агент КГБ, сопровождающий труппу в Париже и пугающий этого «крестьянина из Уфы» за ночные гулянья и общение с иностранцами, которые Нуреева и спасают. Между прочим, финал в парижском аэропорту поставлен в духе шпионских триллеров об эпохе холодной войны. Сделано живо и напряженно, поэтому конец драмы, который понятен еще в начале, — настоящее украшение фильма. Ну, конечно, после балета.
Режиссер через персонажей предупреждает, что этот байопик — не о политике. Балет уехал, Нуреев остался, но смыслы ищите в танце. Благо, танцоров играют танцоры, хотя балет — малая часть сюжета. Фильм страдает от скучных диалогов и неживой игры танцоров, которым (особенно Олегу Ивенко, солисту Татарского академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля, который играет Нуреева) так и хочется сказать — танцуй, а не болтай. Суховатая игра особенно выделяется, когда в кадре появляются Чулпан Хаматова, Алексей Морозов, Надежда Маркина и Рэйф Файнс в костюмчике интеллигента (в таких ролях актер всегда прекрасен). Да, странно слышать акцент у советского учителя — Файнса могли переозвучить или его акцент как-то оправдать, — но к этой мелочи привыкаешь, потому что Файнс есть Файнс.
«Что я хочу этим сказать?» — спрашивает наставник танцора, когда размышляет о смысле балета. Действительно, что Файнс как режиссер хочет сказать своим фильмом? Очевидно, кино о несвободе, отчаянии и надежде. Только непонятно, как так получилось, что великий балет — именно русский. Почему русские царят на сцене? Может, дело не в свободе, а в труде? И дело не в злых коммунистах, которые Рудольфа Нуреева вырастили, прокормили, обучили и на сцену выпустили. И ведь сцена, видимо, тоже построена на костях, а Нуреев на них плясал.
Фильм демонстрирует, что несправедливо быть великим и несвободным. А можно ли быть великим и свободным? Становятся ли свободные великими? И в чем же величие советского гения танца? Неужели дело в страхе? Внушенный советской властью страх позволил танцору попасть на большие ленинградские и московские сцены, беседовать под шампанское в интеллигентных кругах и выступать в заграничных оперных театрах. В чем загадка великого несвободного человека? Или несвобода — это и есть загадка? А может, несвобода — величие? В общем, посмотрите душевную драму «Билли Эллиот» — и будет вам счастье.
Артур Завгородний