В Риге состоялся единственный показ на большом экране криминальной драмы “Безумный Пьеро” французского классика Жан-Люка Годара, который в этой детективной картине с бунтарским душком суммирует первый этап своего творчества и одновременно проламывает стену в новое измерение.
“Безумный Пьеро” — один из самых жестких фильмов Годара, и один из самых кассовых (если к его творчеству можно применить этот термин). После просмотра “Безумного Пьеро” французский писатель Луи Арагон спрашивал: “Что такое искусство? Я сражаюсь с этим вопросом с тех пор, как посмотрел “Пьеро” Жан-Люка Годара, фильм, в котором сфинкс Бельмондо задает американскому кинорежиссеру вопрос “Что такое кино?” Я уверен в одном... искусство сегодняшнего дня — это Жан-Люк Годар”.
Многие критиковали Годара за “злоупотребление” насилием в фильме — крови и трупов там действительно предостаточно. В ответ Годар парировал: “Это не кровь, просто красное”.
Безумный Пьеро — это совершенно реальный человек. Сейчас французы уже стали забывать о нем, но в 1965 году человек по имени Безумный Пьеро был настолько известен, что даже упоминания о нем были запрещены. В том же 1965 году, когда Годар снял “Безумного Пьеро”, Ив Буассе (который теперь классик французского полицейского и политического кино, который потом поставил “Следователя по прозвищу Шериф”, “Женщину-полицейского” и “Летнюю жару”) пытался дебютировать фильмом “Безумное лето”, в котором хотел рассказать настоящую историю Безумного Пьеро, — и цензура не позволила ему этого сделать.
Безумный Пьеро, которого звали Пьер Лутрель, погиб, когда ему было 26 лет. За свою короткую жизнь он сменил несколько кличек: его звали Пьеро-Чемодан, его звали Пьеро-Автомобиль, и, наконец, уже перед самой смертью он приобрел кровавую кличку Безумный Пьеро. За свои двадцать с небольшим лет жизни он успел побывать налетчиком, гангстером, сотрудником гестапо, и сразу же — героем Сопротивления, отважным подпольщиком, потом агентом французских голлистских служб, а потом снова гангстером. Можно сказать, что Безумный Пьеро сфокусировал в себе нечистую совесть французской истории XX века.