«Меня огорчает, что имеется часть латгальцев — в каждом народе такие есть, которые считают, что во всех несчастьях виноваты другие... Хотя надо сказать, у меня самого тоже в молодости было такое ощущение. Также сам в школьное время столкнулся с ситуацией, когда приехали с классом в Латвийский Национальный театр, и внезапно никто больше не говорит по-латгальски...»
«До переворота Улманиса в Латгалии де-факто все происходило по-латгальски, начиная с разговоров на улицах и заканчивая документацией, образованием в школах, рекламных буклетов, предвыборных агитационных материалов, квитанций, книг. Одной из авторитарных идей Улманиса было вовсе не запретить латгальский язык, но создать единую латышскую нацию, и к сожалению латгальцы попали под эту косу. Хотя это было ничуть не так жестоко, как после этого во время советской оккупации. Советский режим решил и запретил, и никто также не возражал, ибо боялись попасть в тюрьму. Считаю, что у тех юношей 70-х годов, которые ехали в Ригу или другие края, был комплекс неполноценности. Язык стал необоснованным, неоцененным, не респектабельным, объектом насмешек и наибольшими насмешниками и уничтожителями были мы сами — не все, но большая часть. Сам помню своих родственников, у которых был настрой — говорим по-латгальски дома, в других местах нет, ибо нам ведь не нужны проблемы».
А.Слобожанинс также поднимает тему «странного ребуса» между приданием статуса латгальскому языку и опасением того, что на этом основании может повыситься и значимость русского. «Связь между латгальским языком и русским языком юридически необоснована, ибо латгальцы есть часть государственной нации, но русские нет».
«Политическое отношение в последние четыре-пять лет изменилось в пользу латгальцев», - отмечает деятель. Так, государственное ТВ уже приняло четвертый его фильм.