Юрий Поляков — автор таких бестселлеров, как "Сто дней до приказа", "ЧП районного масштаба", "Козленок в молоке", "Апофегей", "Грибной царь", "Любовь в эпоху перемен, или Секс в СССР" и многих других. По его сценариям снято 15 фильмов, включая знаменитую ленту "Ворошиловский стрелок" Станислава Говорухина. Он возглавляет российскую Национальную ассоциацию драматургов. Его пьесы идут во многих театрах России и других стран, собирая, как правило, полные залы благодарных зрителей. Кроме того, Юрий Михайлович много лет был главным редактором "Литературной газеты", а сейчас является председателем ее редакционного совета. А на днях именитый писатель представил второе, сильно переработанное и значительно дополненное издание своей нашумевшей книги "Желание быть русским".
Заболела вся переделкинская компания
Несмотря на продолжающуюся эпидемию коронавируса, самый престижный в России московский Дом книги на Новом Арбате возобновил творческие встречи с известными людьми. Впрочем, без масок и перчаток внутрь никого не пускают. Ведь это общественное место. И такая забота вовсе не случайна: как известно, сейчас, осенью, смертельно опасная болезнь перешла в активное наступление. Причина очевидна: народ за летние месяцы явно расслабился.
В конце августа заболел и Юрий Поляков. По его словам, после полугодовой самоизоляции его переделкинская компания решила, что риска никакого уже нет, и, как обычно, поплыла в творческий круиз по Волге по маршруту Москва — Уфа — Москва. А в итоге слегли практически все: из 11 человек заразились 9, включая жену писателя Наталью. К счастью, все обошлось. Но теперь Юрий Михайлович гораздо серьезнее относится к ковиду.
— Да, пока сам не заболеешь, над ковидом только смеешься. А все принимаемые меры кажутся излишними, неким психозом, ненужной перестраховкой. Ты жалеешь общество, которое власти так сильно заставляют страдать. А когда сам попадаешь в железные лапы коронавируса, то понимаешь, что все делается не только правильно, но, возможно, даже недостаточно. Потому что болезнь очень тяжелая и крайне жестокая.
Конечно, многие думают, что в них этот снаряд не попадет. Но я по себе могу судить: если ты заболел, то проклинаешь все на свете. А еще думаешь: почему я раньше–то не прислушивался к советам добрых людей. Хорошо, что выкарабкался. Мне повезло, поскольку я оказался в хорошем медучреждении. Меня доставили в новую инфекционную больницу в поселении Вороновском. Ее начали строить 12 марта, а уже буквально через месяц она принимала первых пациентов.
Причем эта больница в Новой Москве вовсе не какая–то виповая, а самая обычная. Но оборудована на уровне. Я в ней оказался благодаря скорой, которая меня туда отвезла. У меня неделю температура была под тридцать девять.
Теперь я могу сказать, что самолечением лучше точно не заниматься. Если почувствовали себя плохо, то нужно не бежать в ближайшую аптеку за антибиотиками, а поскорее вызывать врача. Дай бог, чтобы с помощью вакцины мы как можно скорее избавились от этой заразы. Иначе все пойдет по новому кругу. Как мне в больнице говорили врачи, уже зафиксированы случаи, когда пациенты, побывавшие у них в марте, заболевали повторно. То есть иммунитет держится, к сожалению, всего несколько месяцев. А значит, совсем скоро я снова могу оказаться в группе риска. Болезнь очень, очень коварная. От нее запросто можно умереть! Но не будем о грустном… — улыбнулся Юрий Михайлович.
В режиме самоизоляции не писалось
— А чем вы занимались на самоизоляции? Времени свободного у вас, наверное, было немало. Хотя парадокс в том, что многие авторы жаловались на то, что муза их тогда не посещала. Как будто она и сама была на карантине…
— Вы знаете, каждый писатель — и шире, художник, — находится в положении солиста Большого театра. Вот он танцует, а тут попадает под машину и ломает ногу. Конечно, это трагедия. Бывает, что у певца пропадает голос. Точно в такой же ситуации находится и литератор. Талант — это особое энергетическое состояние, которое должно постоянно подпитываться откуда–то извне. Однако по какой–то неведомой причине в любой момент этот источник может иссякнуть. Причем без всяких предварительных симптомов. Ты просто просыпаешься утром, садишься к столу и понимаешь, что слова тебя больше не слушаются, а сюжеты не придумываются. Голова совершенно пустая. Что делать? Конечно, это катастрофа!
Но таких случаев в истории предостаточно. Например, часто спрашивают, почему Михаил Шолохов ничего не написал равноценного "Тихому Дону". Многие не знают, что в конце войны он попал в авиакатастрофу, в которой получил очень серьезную черепно–мозговую травму. По своим последствиям она соответствовала мощному инсульту. И все! Михаил Шолохов был попросту не в состоянии писать такие мощные произведения, как "Тихий Дон".
И такое может произойти с любым творческим человеком. Когда я находился в режиме самоизоляции, то, разумеется, пытался писать художественные произведения, но не мог. Они не шли у меня катастрофически. Я садился за стол и понимал, что это конец. Финиш! Слова меня вообще не слушались. Я был в положении офицера, которого подчиненные посылают куда подальше. Ты им приказываешь: "Рота, становись!", а солдаты не обращают на тебя никакого внимания. Или даже говорят: "Да пошел ты!" Мол, мы что, подписались?
Чуть не ушел на пенсию
— Но теперь муза к вам вернулась?
— К счастью, да. Жуткое отношение с вербальным миром у меня длилось сначала день, потом два, затем неделю, вторую неделю, месяц, еще один… В какой–то момент я уже всерьез начал готовиться к отходу на заранее приготовленные пенсионные рубежи. Что ж, когда–нибудь, я думал, это должно было случиться. Все–таки уже 65 годков. Уже не мальчик. И не пионер–герой.
Но тут я попал в ковидную больницу. Времени свободного оказалось предостаточно, чтобы подумать на досуге обо всем на свете. И в какой–то момент — бац! — у меня снова включился некий внешний источник. Сейчас я пишу целый цикл повестей и рассказов о своем советском детстве. Но я вовсе не исключаю, что в любой миг связь с вербальным миром снова может вырубиться. И тогда из–под пера будет вылетать всякая чепуха. Так что, если у кого–то есть задумки что–то написать, делайте это быстрее, иначе потом может быть поздно. Увы, писательство — это очень жестокая профессия.
— Иногда для стимуляции творческие люди принимают разного рода допинги. Чаще всего рюмочку…
— У меня тоже есть "допинги", но вполне мирные. Так, я пишу исключительно под классическую музыку. Тихую, приятную. "Наливаю" ее как следует. Очень хорошо идет Брамс. Идеально подходит мне и музыка барокко. А вот под Стравинского или Малера я не могу работать.
А еще меня хорошо вдохновляет чтение поэтов. Это и классика, и советские авторы. Стихи для меня как камертон, который настраивает на нужный лад. Кстати, я очень люблю слушать эстраду времен СССР. У меня большая подборка. Я вообще уверен, что советская песня — это удивительный феномен. Потому что тогда был уровень: кто попало советской эстрадой не занимался. И композиторы, и авторы песен были все как на подбор. Многие поэты были из первого ряда. То есть песни писались на произведения, которые зачастую составляют вершину поэзии XX века.
С некоторыми поэтами–песенниками я дружил, чем горжусь до сих пор. А какая серьезная была система отбора! При Гостелерадио существовал Совет по песне, в который входили лучшие композиторы и лучшие поэты. Несколько раз на заседания меня брал с собой Андрей Дементьев. Что удивительно: там никогда не шел разговор об идеологии: мол, на чью мельницу льет воду этот автор и пр. Может быть, такие разговоры были раньше, в шестидесятые, пятидесятые годы. Но я этого не застал. При мне говорили только о качестве. Это были строго профессиональные разборки: у вас нечеткая рифма; у вас сбой ритма; у вас мутная метафора, которая не считывается во время исполнения; у вас несамостоятельная тема в песне.
Автору советовали: вот вы включите такого–то композитора, такое–то его произведение, такую–то часть и услышите эти нотки. Представляете, насколько тщательно все проверялось! То есть речь шла о мощном фильтре, сквозь который не проходила разного рода фигня. Поэтому я до сих пор не устаю поражаться уровню советской песни. Скажем, у меня есть диск школьных песен. Какая мощная от них исходит энергетика. Когда я послушаю эти песни, то становлюсь совершенно другим человеком. Я действительно заряжаюсь от них. Очень люблю и диск "Юность комсомольская моя…". Понятное дело, на нем песни комсомольцев. Так что я всем советую слушать советскую эстраду!
Режиссёры ничего не читают
— Многие критикуют современные театры, в которых годами идут одни и те же пьесы. Где же новые постановки?
— Так режиссеры ни черта не читают! С ними просто беда. Помню, как на Совете при президенте Российской Федерации по культуре и искусству я оказался рядом с покойным Олегом Табаковым, главным редактором МХАТа имени Чехова. Он у меня спрашивает: "Юра, ну ты чего–нибудь написал?" Я ему напомнил о своем "Кресле". Эта была инсценировка моей повести "ЧП районного масштаба", с которой — на минуточку! — и началась "Табакерка" Олега Павловича. То есть я дал понять Табакову, что его театр стартовал с помощью моей пьесы. Если зайти в "Табакерку", то под номером один значится как раз "Кресло". Этот спектакль поставили еще в 1987 году. Но получается, что с тех пор Табаков не прочитал ни одной моей пьесы. И вообще не следит за моим творчеством.
Олег Павлович мне тогда честно сказал, что ничего не читает. Некогда. Так чего уж тут удивляться, что идут одни и те же пьесы. Отмечу, что я выпустил целый сборник своих пьес. Я ведь последние 15 лет их активно пишу. Более того, пять лет назад, в 2015 году, стартовал фестиваль "Смотрины", который как раз посвящен моему драматургическому творчеству. Татьяна Васильевна Доронина тогда специально поставила на сцене МХАТ имени Горького мою мелодраму "Как боги". В этом году фестиваль должен был состояться, как и в прошлом году, в ноябре. Я как раз написал пьесу — "В ожидании сердца". Это история одного бизнесмена, который решил поставить себе новый "мотор". Многие богатые люди идут на это, чтобы продлить свою жизнь.
Пьесу уже поставил Ставропольский театр, с которым я давно сотрудничаю. Премьера должна была состояться именно в рамках моего авторского фестиваля "Смотрины". Но, к сожалению, его пришлось отменить. Причем буквально в последний момент. Проблема в том, что наше мероприятие очень затратное. Но я не хотел рисковать. Причина понятная: это коллапс, в который из–за ковида попало наше искусство в целом. Я боялся, что на фестивале все закрутится, а потом градоначальник выступит и скажет, что и впрямь наступила вторая волна пандемии. А деньги уже потрачены. И никто не возместит наши убытки. Так что я посчитал, что лучше и не начинать. Проведем "Смотрины" в следующем году, — печально вздохнул Юрий Михайлович.
— Желаем творческих успехов!
Дмитрий МАРТ, собкор "СЕГОДНЯ" в Москве.