Три года назад нам несказанно повезло — у нас побывала она, бессменный директор, а в последние годы президент — в течение 72 лет! — Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Когда на сцену зала им. И. Зиедониса в ЛНБ вышла живая легенда — Ирина Антонова — переполненный зал аплодировал стоя. Ирина Александровна, в то время уже отметившая свой 95–й день рождения, рассказывала очень увлекательно и интересно, бодрым, громким голосом.
Музей — понятие молодое…
Ирине Александровне, без сомнения, повезло — она пришла на работу в Пушкинский музей сразу после окончания вуза. Еще до войны, в 1940–м, она поступила на искусствоведческое отделение Института философии, литературы и искусства, который в 1941–м объединили с МГУ. А в 45–м, получив диплом, стала сотрудником музея.
— Музей — относительно молодое понятие, он впервые появился во второй половине XVIII века, — вела свой рассказ наша гостья. — Это были Эрмитаж, Лувр и Британский музей. Первые два действовали при дворе монархов. Иные музеи берут свое начало от нашествия на Европу Наполеона. Государства таким способом старались сохранить себя, свою идентичность, достояние — как в Голландии, к примеру. И только в XIX веке музеи становятся общественным местом и открываются для всех посетителей.
Мокрые шедевры из Дрездена
— Год окончания мной университета стал решающим в жизни и моей, и страны. Окончилась война, страна переходила на мирные рельсы. Мне было предложено на выбор два места работы — Общество дружбы с зарубежными странами и Пушкинский музей. Я выбрала второе.
Музейные экспонаты только–только возвращались из эвакуации обратно в Москву, и это холодное, полупустое мраморное пространство, честно говоря, молодую девушку не очень вдохновляло… Придя на работу в апреле 45–го, подумала, что долго здесь не продержусь. Но видите, как ошиблась.
Мне, знающей немецкий язык, в июне 45–го неожиданно предложили поехать в Дрезден: "Мы вас направляем туда, чтобы вы в составе комиссии отобрали там вещи для наших музеев — в компенсацию за урон, который был нанесен культуре Советского Союза". Была ошарашена и обрадована несказанно! Мне, девчонке, отправиться в мировое собрание искусства — Дрезденскую галерею, где хранились шедевры!.. Но комиссия мне отказала — молодая, мол.
Еще в начале войны окончила курсы медицинских сестер и студенткой работала в двух госпиталях — на Красной Пресне с весны 42–го, а потом на Бауманской. Мне было присвоено звание младшего сержанта медицинской службы, и ходила я в форме. Встречающиеся на улицах Москвы солдаты отдавали мне честь — и гордилась этим, это было для меня такое радостное переживание…
А когда из Дрезденской галереи стали приходить картины, это был шок. Они были абсолютно мокрые — ведь фашисты спрятали их в подземелья, где по стенам постоянно сочилась вода. Мы увидели шедевры Боттичелли, "Спящую Венеру" Джорджоне, "Динарий кесаря" Тициана — и все это абсолютно в непотребном состоянии. Наши реставраторы, среди которых были высочайшие мастера своего дела, тогда сказали, что этим картинам нужно сохнуть два года, и только потом можно приступать к реставрации.
Спустя много лет побывала в Дрездене, и мне показали эти подземные туннели, по ним прошлась, увидела фото тех лет. Экспонаты этого величайшего собрания хранились как попало — на снимке "Автопортрет с Саскией на коленях" Рембрандта стоял просто прислоненный к мокрой стене.
Из Дрездена в СССР тогда пришло 750 картин, из которых 30% были больны, но, к счастью, не безнадежно. Наши реставраторы трудились над полотнами 10 лет и после этого ВЕРНУЛИ ВСЕ в Дрезден.
Выставка Сталина
— Музей — это целый мир! Вы же там со всем светом общаетесь, начиная от Древнего Египта и до современных творцов. Людям всегда нужно видеть мировое искусство разных эпох, нельзя сужать горизонт или опускать планку.
Наш музей основал отец Марины Цветаевой, профессор Иван Владимирович Цветаев, в 1912 году. Но в 1948–м вышел приказ Сталина о его реорганизации. Он начинался словами "Ликвидировать музей", а потом было о том, что он "наносит вред советскому человеку". Ведь у нас хранились импрессионисты.
В 49–м площади музея были отданы под "Выставку подарков И. В. Сталину от народов СССР и зарубежных стран". И только после смерти вождя народов профильная деятельность музея была восстановлена и расширена.
Прочла запись в дневнике Ивана Цветаева от 1898–го — о том, что "со временем выставочных площадей музею будет не хватать". И действительно, мы непрерывно расширяемся — вся моя деятельность на посту директора была этому посвящена.
Искусство или нет?..
Об искусстве сегодняшнего дня Антонова говорила так:
— Это искусство, как правило, большого размера. Это, в принципе, зачастую и не искусство, а просто какие–то креативные вещи — как лязгающие металлические конструкции, к примеру.
То, что делается в формах сегодняшнего искусства — это нечто другое. Оно теряет свои прежние смыслы, сюжеты. Ведь всегда искусство отражало понятия добра и зла, давало жизненные ориентиры — что хорошо, а что плохо. Зачастую современное искусство является отрицанием порядка и красоты… Красота — ведь это не мода. В искусстве обязательно должны присутствовать этические и эстетические начала.
Я бы сказала, что нужно серьезнее относиться к вещам, которые принимаются сегодня в музей. Ведь есть немало галерей, выставочных залов — там многим из них место. Экспонаты музея — это вещи более высокого порядка.
…Последнее интервью Ирины Александровны, опубликованное сразу после ее ухода, готовилось к 75–летию Великой Победы. Но Антонова тогда посчитала неэтичным его давать — мол, каков ее вклад в Победу, ведь она была простой медсестрой.
…А в тот раз мы сказали ей на прощанье:
— Надеемся, следующий свой юбилей вы отметите в Риге? Ведь это всего пять лет!
— Если вы меня пригласите, буду счастлива к вам приехать! — шутливо отозвалась наша гостья.
Но 100 лет Ирины Александровны отметим уже, увы, без нее. Светлая память!
Наталья ЛЕБЕДЕВА.