"Русская любовь долгая и заунывная", — заметил один умный кинокритик. Раз признав кого–нибудь первым лицом, в следующие лет сорок русский народ вряд ли попросит его освободить пьедестал — будь то пьедестал президента, главной поп–певицы (Пугачева) или самого актуального писателя (Пелевин В. О.). Случай Владимира Сорокина, занимающего постамент соседний с пелевинским, еще поразительнее.
Во–первых, потому что Сорокин торчит на нем дольше, а во–вторых — потому что Владимир Георгиевич, в отличие от Виктора Олеговича, не пытается оставаться злободневным куплетистом, а десятилетиями играет в те самые имитацию и деконструкцию, что приятно шокировали передовую эстетствующую критику еще на фоне агональных корчей соцреализма. В постсоветские годы у Сорокина было одно снайперское попадание в нерв времени — "День опричника": объяснимое, правда, не столько его талантом диагноста и провидца, сколько удручающей способностью российской реальности копировать простоватую сатиру на нее. Но к общественной актуальности Сорокин никогда особенно не стремился, посвятив себя издевательству не над жизнью, а над текстами и стилями.
В каждой своей книге он ерничает и хихикает в кулачок. Но это не ирония социальной прозы, а дурашливость литературного андерграунда начала 1980–х: не салонная даже, а подвально–чердачная. Концептуализм и постмодернизм застойно–перестроечной эпохи не пытались осмысливать реальность и рассказывать истории — они имитировали дубовую серьезность социалистического реализма, чтобы потом утопить ее в крови, фекалиях и маразме. Искать нарратив, мессидж, острую социальность в сорокинских текстах, написанных что при Андропове, что на четвертом сроке Путина, дело заведомо бессмысленное, даже если в текстах полно как–бы–авантюрного как–бы–действия и насмешек над политиками.
В "Докторе Гарине", формальном продолжении одиннадцатилетней давности повести "Метель" (там Сорокин проделывал свой фирменный фокус — имитацию некоего стиля с доведением до абсурда, местами похабного; в "Метели" он в очередной раз постебался над русской классикой), есть и политики, и приключения, и безумная то ли альтернативная, то ли антиутопическая Россия. Есть "большая восьмерка" говорящих задниц с именами Владимир, Дональд, Ангела и т. д. Есть ядерная война Алтая с Казахстаном. Есть одиссея доктора Платона Гарина из "Метели" –— долгое путешествие по диковинным местам и встречи со странными людьми и фантастическими существами. При этом "Доктор" –— не фэнтези, не антиутопия, не сатира и не приключенческий роман. Это сто первый сеанс самоценного ерничества: единственного, что хочет и умеет человек, три десятка лет числящийся важнейшим русским писателем.
Алексей ЕВДОКИМОВ.