Возле таблички «Концентрационный лагерь «Аушвиц II (Биркенау)» звучит смех: десятки молодых людей что-то обсуждают, неспешно шагая по асфальтированной дороге. Впереди кирпичное здание с башней и небольшой аркой, за ней виднеются рельсы и заборы из колючей проволоки — будто там совершенно другой мир. Многие здесь впервые и еще не знают, что их ждет впереди.
Вот и 75 лет назад вновь прибывающие сюда узники плохо представляли себе, что уготовано им в месте, которое потом назовут «самым ужасным на Земле».
«Почти каждый из нашего транспорта питал иллюзию, что его пощадят, что все будет хорошо. Мы сперва не поняли, почему нам приказали оставить багаж в поезде и выстроиться в два ряда — женщинам с одной стороны, мужчинам с другой — и пройти мимо старшего офицера СС. Он стоял в небрежно-высокомерной позе, поддерживая правый локоть ладонью левой руки, правая кисть поднята: указательным пальцем он неторопливо указывал либо направо, либо налево. Оглядел меня, как будто в сомнении, затем положил руки мне на плечи. Я изо всех сил старался казаться молодцом. Он очень медленно повернул меня направо — и я двинулся в ту сторону. Значение указующего перста нам объяснили вечером: это была первая селекция, первый приговор — быть или не быть», — рассказывает Виктор Франкл, психолог, бывший узник Освенцима.
Акцию российских студентов, приуроченную ко Дню победы и 75-летию освобождения концлагерей в Европе, проводит международное молодежное движение «Яхад» при Федерации еврейских общин России.
Здесь практически всегда дует пробирающий до костей ветер. Даже не по-майски теплая одежда не спасает. Хотя, с другой стороны, непонятно, от чего тебя трясет — от холода или шока.
«Бараки наши плохо отапливались, и дети грелись в золе печей крематория. Когда начальница женского лагеря Мария Мендель, при виде которой все замирали от ужаса, застала нас там, подружки мои спрятались, а я не успела. Она наступила мне на грудь сапогом, и я услышала, как затрещали мои кости, а спину уже пекло от тлеющих углей. Я, конечно, не знала тогда, что лежу на сгоревших человеческих костях», — говорит Лариса Симонова, бывшая узница Освенцима.
Аушвиц-Биркенау врезался в память нескольких поколений, ассоциируясь с самыми темными страницами истории. Недаром в послевоенные годы немецкий философ Теодор Адорно задал, по сути, главный вопрос для всего мира: как можно писать стихи после Освенцима?
В 1940 году один из главных идеологов нацизма Генрих Гиммлер учредил рядом с польским городом Освенцим концентрационный лагерь Аушвиц, куда поначалу ссылали политзаключенных. Год спустя его расширили из-за увеличения числа узников, в основном за счет советских военнопленных. Тогда же начались массовые казни, в том числе и с использованием газовых камер.
Аушвиц-Биркенау был одним из самых больших немецких лагерей смерти. На площади около 191 гектара одновременно размещались более 20 тысяч узников. Но миллионы людей были умучены на сравнительно небольшой площади: четыре газовых камеры, четыре крематория. Узнав о приближении советских войск, нацисты поспешно их уничтожили, пытаясь скрыть свои преступления. О числе жертв Освенцима до сих пор идут споры — по разным данным, там погибли от полутора до четырех миллионов человек.
Немало посетителей музея ходят с аудиогидами и с каждой новой ужасной подробностью меняются в лице. «Стреляли в руки, ноги, и они падали...», «Надзиратели сходили с ума...» , «Ребенка кинули в печь живьем»... Кто-то начинает рыдать, а кто-то надолго закрывает лицо ладонями, пытаясь справиться с шоком и обилием вопросов самому себе: как такое могло произойти? за что это все им?
«Я здесь уже четвертый раз и мне все так же тяжело... В таком месте остается только молчать», — признается 26-летний Давид.
Российские студенты проводят «Марш жизни» в седьмой раз. Название для акции выбрано неспроста: 18 января, перед самым освобождением концлагеря Красной армией, нацистские надзиратели собрали большую часть заключенных (около 60 тысяч человек) и погнали их в 22-градусный мороз в тонкой тюремной одежде — маршем смерти.
Впрочем, об этом марше смерти знают немногие. Да и вообще проведенный осенью прошлого года опрос показал: треть молодых европейцев мало что знают о холокосте.