Валерий Сюткин признался, что ему нравится – в РФ, в Латвии и в СССР

Стихи: транзисторные и ламповые

— Есть сентенция одного из великих. О том, что настоящий композитор никогда не придумывает музыку — он ее крадет. Я тоже хочу украсть вопрос у своего коллеги Юрия Дудя. Почему рэп всех сделал?

— Во–первых, хорошая шутка не стареет, а меняет автора. Так мне Александр Анатольевич Ширвиндт сказал — я запомнил! Во–вторых, рэп — это музыка, которая соответствует нашему сегодняшнему времени.

Обратите внимание, у кого самое большое количество подписчиков. Не у тех, кто долго трудился, как Юрий Абрамович Башмет, например, или Мик Джаггер. А у тех, кто быстро и, по мнению подписчиков, легко достиг большого успеха. Все интересуются, как быстро и мощно заработать и прославиться! Поэтому рэп — это веяние времени, ведь большинство успешных рэперов не сочиняют даже лупов (loop — звуковой фрагмент, воспроизведенный циклически), они их покупают у ребят, которые умеют это делать.

Тут нужны некие литературные способности, иначе много рэпа вы не начитаете. Поэтому я думаю, что все великие американские рэперы по крайней мере имели какую–то основу. Помимо уличного жаргона там должно быть умение слагать мысль. Но российский и латышский рэп обречены. В нашем мире любят все первичное.

И еще. Есть транзисторные стихи, а я — ламповые. В чем отличие? Все ламповое — оно такое овальное, оно приятно ложится. Там есть какая–то изящность рифмы. А транзисторное опирается на изобретенную Маяковским жесткую трактовку времени. Оно все угловатое. Я просто кумир ламповых людей! А ребята, которые сегодня читают рэп, кумиры транзисторных. Даже, точнее, цифровых людей.

Что такое женщина

— Я очень люблю читать беллетристику, мемуары известных людей. Или не мемуары, а просто об их отношении к жизни. Недавно у меня вызвал совершенный восторг Георгий Данелия. У него есть "Кошмар на цыпочках" — триптих из трех книг. Там я просто смеялся от души и лишний раз понял, какой он тонкий человек!

Мне очень понравилось, как он определил, что такое женщина. Он пишет: "У меня есть внучка. Ей пять лет, и я ее повел в зоопарк на выходных. Там были таблички "рыбки", "птички", "лошадки", и была еще следующая табличка — "хищники". Мне туда идти не хотелось. Я купил ей мороженое, а себе бокальчик вина — и пошли назад. И тут внучка говорит: "Стоп! Дедушка, а туда, к хищникам?" Я ей говорю: "Внученька, ну зачем тебе эти зубастые животные? Ты же их много раз по телевидению видела! У нас же по телевизору канал про животных круглые сутки крутится!" А она отвечает: "Да, дедушка, я их видела. Но меня ведь они еще не видели!" Это ответ на вопрос, что такое женщина! Такая витиеватость мне очень близка.

Почему я к рэпу так терпимо отношусь? Вертинский в своих воспоминаниях сказал следующее: "Как только мы начинаем что–то соображать, считаем себя мудрыми и начинаем брюзжать в адрес молодежи, мешая наступать им на те же грабли, что наступали мы, нас тут же убирают в другое измерение." Это формула действует для всего старшего поколения.

"Спартак" — это жизнь!"

— Вы — очень вкусная форма того лучшего, что было в советской эстраде и что перешло в сегодняшний день. Но если говорить о музыке нового времени и вынести рэп за скобки, какой она стала?

— Объясню на примере мировой группы. Моя дочь принесла мне хорошую работу группы Muse. Это одна из лучших стадионных групп мира. Я не очень хорошо знаю их музыку, но когда я это услышал, тут же дочери показал Led Zeppelin 69–го года. И увидел в ее глазах крайнее удивление. Она говорит: "Это что, в 69–м году прошлого века так ребята нарезали?!" Я говорю: "Да. Мне показалось, что у песни, которую ты принесла, ноги растут прямо оттуда". Для Led Zeppelin то, чем они занимались, было воздухом. Они просто не могли без этого дышать. Muse — ребята очень техничные и талантливые, но выглядели они как дилеры автомобильной фирмы. Какая–то индустрия во всем этом есть. Какой–то такой подход: вот тут мы сыграли, а дальше другая жизнь. А музыка Led Zeppelin — это и есть жизнь.

Я никогда не забуду, как композитор Виктор Дробыш рассказал мне, как он предложил московскому "Спартаку" гимн. Поскольку он питерский парень, реакция была такая: "Че там у тебя за слова?" Он говорит: "Спартак" — это любовь!" — "Какая любовь?! Это ваши питерские сопли! "Спартак" — это жизнь!" Вот в этом, мне кажется, разница. Поэтому я не знаю, какая музыка для тех, кому сегодня восемнадцать. Потому что не знаю, какая у них жизнь.

Кстати, у меня как у болельщика "Спартака" все обосновано. Папа мой — военный преподаватель. Естественно, он болел за Центральный спортивный клуб армии! Но я однажды увидел, как Дуглас–старший сыграл главную роль в фильме "Спартак". 1960–е годы, мне пять лет… Что такое для мальчишки с мячом вот этот борец за справедливость? Все! И я сказал: "Теперь я болею за "Спартак"! Что получила семья? Интересный просмотр спортивных мероприятий! Я с отцом неделями не разговаривал, когда "Спартак" проигрывал!

"Я жил шведской семьей"

— У вас три брака. В последнем — с Виолой — вместе 26 лет. Вы не раз говорили, что были воспитаны в парадигме "девушка нравится — женись, а там стерпится–слюбится". И два раза подорвались. Вы жалеете о своих первых отношениях — или испытываете к ним чувство благодарности?

— Знаете, у каждого взрослеющего поколения свои бытовые условия. В послевоенные годы, несмотря на тяжелые бытовые условия, весь мир жил с надеждой на лучшее. Отсюда такая гениальная музыка и фильмы!

Что выпало нам, ребятам, у которых эпоха времен застоя

совпала с железным занавесом и запретами? С невозможностью уединиться с девушкой без временного отъезда родителей? Все мои ровесники поймут моментально, а молодым это трудно сегодня объяснить. Моделирую ситуацию. Вам 16–17 лет, у вас первая возможность от танцев перейти к делу. Снять квартиру вы не можете, ни в какой другой город выехать вместе не можете, если вы не расписаны. Хотите получить какие–то отношения — только штамп в паспорте. Поэтому у всех моих ровесников ранние браки. Вот мои старшие дети до сих пор живут в гражданском, несмотря на то что у старшей дочери уже моя внучка появилась. Потому что их бытовые условия к этому не толкают. А у нас другого просто не было.

Поэтому, никого не обижая, отвечу на ваш вопрос, что все мои первые браки — это нормальное желание жить как человек. Это никакая не большая любовь! Второй случай — это вообще просто дружба. Мы вместе были хиппи, у нас была шведская семья с моим лучшим другом. Мы привыкли, нам было так удобно. Она никогда не задавала мне никаких вопросов, я себя женатым и не считал.

Но со взрослением, с появлением ребенка женщина любит быть единственной — мудрость приходит. Поэтому, чтобы точно эту тему обозначить, скажу, что у меня в жизни один брак. То, что мы и считаем женитьбой на любимой женщине. А до этого были симпатии и лавирования.

Цель мужчины — увидеть блеск в её глазах

— Валерий, а вы же долларовый миллионер?

— Хороший вопрос! Я скажу так… Я все еще мечтаю заработать! Причем это без иронии. Я как–то Михаила Михайловича Жванецкого, своего гуру, поздравлял с 85–летием. Я говорю: "Дядь Миш, здоровья вам, конечно!" Он говорит: "Стоп, Валера, никогда не желай мне здоровья! Пожелай мне работы. Будет работа — у меня будет все! Потому что наша с тобой цель жизни — бросить что–то к ЕЕ ногам. И увидеть в ЕЕ глазах блеск".

И вот как еще короче сформулировать?! Мне нужна работа, сколько бы меня Forbes ни включал в списки миллионеров! Понятно, есть ребята в нашем эстрадном цеху, которые побольше заработали, но я не бедствую.

— Что для вас жена?

— Абсолютный генератор того, ради чего я все это делаю. А делаю я все ради того, чтобы увидеть блеск в ее глазах.

— Что, по–вашему, главное в семейных отношениях?

— Нежность, чувство юмора, доверие и порядочность.

Четыре бутылки в гримёрке

— Вам нужно одиночество?

— Да! Я в нем нахожусь каждый день перед концертом. Несмотря на то что я сижу комнате с музыкантами, я всегда очень одинок. Вот мы выходим, там где–то говорят: "Сейчас будет Сюткин Рок–н–ролл бэнд!" Вон там говорят — а я в этот момент абсолютно одинок. Абсолютно!

— Поэтому в райдере вашей группы написано, что в гримерке должен быть один из трех видов виски?

— Буквально на прошлой неделе это сработало совершенно неожиданно. Мы приходим — а там все три сорта! Написано, что должна быть бутылка виски — или Macallan, или Laphroaig, или Glenfiddich двенадцатилетний. И вдруг приходим — а там даже четыре бутылки! Это было в Москве. Мы работали на частном мероприятии.

Знаете, почему это нужно? Мы в разных городах бываем, нам нужен дезинфектор. Я не пользуюсь фармацевтикой вообще. Виски вообще переводится как "живая вода" с ирландского. Это лучший в мире дезинфектор.

Ностальгия по прошлому

— Если взять прошлое тысячелетие и нынешнее, назовите, что бы вы перенесли из советской жизни в нынешнее время? И наоборот.

— Мы, к сожалению, живем в "тыкалках", как говорит Петр Мамонов. То есть в телефонах и прочих гаджетах. И мы потеряли самое тонкое: когда ты что–то увидел, прочитал или услышал — и начинаешь работать над собой. А потом выдаешь результат какого–то процесса, пропущенного через себя.

Мы сейчас ничего через себя не пропускаем. Мы видим, фиксируем, идем дальше. Нет желания уединенной работы над собой. А если даже есть, то все равно нам мешают. Здесь тыкают восемнадцать телеканалов одновременно, отсюда что–то звучит… Слишком много информации. Некогда побыть одному и поработать над собой.

Вот из того времени я бы это взял. В советском времени много нытья было и самооправдания "все равно ничего не получится", "у нас железный занавес", "это бесполезно". Но было много работы над собой и глубины удовольствия.

— Что вам нравится сегодня?

— Нравится возможность вкусно поесть — такой возможности не было. Даже помню это первое ощущение: Питер, 1992 год, гастроли с "Браво", и меня мой друг художник Борис Краснов ведет в ресторан "Белла Леоне". Там повар Володя готовил яичную кашку с угрем и икрой! А дальше хорошее вино… Ты чувствуешь вселенную напитка! Раньше что для нас был вино? Девушкам чуть–чуть налить — снять напряжение. А здесь наслаждение!

Может, это возрастное. Мы, русские люди, запоями не страдаем. Мы ими наслаждаемся!

Я недавно увидел запоздалую интермедию "Камеди Клаб". Гарик Мартиросян и Вадим Галыгин играют в "Кто хочет стать миллионером?", сербский вариант. И там в конце: "На что вы хотите потратить выигрыш?" Он говорит: "Мне 42 года, и я не видел миру. Моя цель — свалить с Сербии". — "И куда вы поедете?" — "В Хорватию!"

Я родился и первые тридцать лет жизни провел на Покровском бульваре! Я даже Новосибирск не мечтал увидеть. Сложно было. Деньги на поездку — это целая войсковая операция. Не как сейчас: сел — и улетел в Австралию. Поэтому желание увидеть мир, вкусно выпить и поесть — это оттуда, их советского времени.

Сколько стоит концерт

— Сколько стоит пригласить Валерия Сюткина?

— Если люди хотят увидеть меня на частном празднике, то выезд обойдется от 2 миллионов рублей и больше (около 30 тыс. евро). Впрочем, это абсолютно договорная история. Если это концерт для учителей в Москве, я с удовольствием сыграю бесплатно.

Я свои дела веду сам, поэтому более разборчивого коллектива, чем мы, не бывает. Унизить нас невозможно, поскольку в договоре написано великое слово "предоплата". Поскольку предоплата уже есть, мы можем смело исчезнуть, если не выполнены условия договора. Это работает — люди ведут себя прилично.

Я стараюсь давать не меньше пяти концертов в месяц. Это наш минимум. Бывает меньше, но это редко. Больше десяти я тоже не хочу, потому что это будет гонка. Я жду каждый концерт! Мне это в радость — и это видно на сцене.

Была некая пауза: мы больше работали в частном секторе, чем на кассовых концертах. Сейчас приблизительно держим одинаковое количество.

Достоинство моего репертуара — у меня очень короткие песни. Недостаток — их много. Наверное, самая неизвестная песня на концерте — "Я то что надо!". На моем 60–летии Юрий Антонов играл мне в подарок маленький сет. А я когда–то сказал, что если бы у меня спросили, хотел бы я быть российским Маккартни или Джаггером, я бы ответил: "Ни тем, ни другим! Хотел бы быть Юрием Антоновым!" И тут Юра неожиданно говорит: "Спасибо, Валер, но ты зря кокетничаешь. Мало у кого есть 15 хитов, как у тебя!"

Время не проведёшь

— Про Антонова есть замечательный анекдот, как он в Москве встречает приятеля, которого не видел годами. Надо что–то подарить — и он дарит свой новый диск. Приятель говорит: "Слушай, тут же все старые песни". А Антонов отвечает: "А что, плохие?!" У вас такая же история?

— Николай Кильдеев, лидер группы "Моральный кодекс", говорит мне в прошлом году: "Что–то мы с Жигуном никак не можем написать мелодию. Ты такой неожиданный композитор — может, посмотришь?" Я послушал мелодию и начал думать. Включил телевизор — вижу портрет Олега Павловича Табакова — говорят, что в этот день его не стало. И тут вспоминаю афоризм "Все хотят хорошо провести время, но время не проведешь". И вдруг это перестает быть смешным. Я понял, что хочу написать текст, чтобы в конце прошли портреты тех людей, кого мы потеряли в этом году.

А там главная сложность была в том, что нет места это выразить. В мелодии слишком короткий запев. Всю песню я вам сейчас прочту за 15 секунд: "Снова бежишь по кругу, снова чего–то ждешь // Так ты проводишь время, но время не проведешь". Это первый куплет. Второй куплет: "Вся наша жизнь — театр, вся наша жизнь — игра // Все, что сейчас — сегодня, завтра — уже вчера". Все.

Но в контексте портретов ушедших от нас в этом году Олега Павловича, Шарля Азнавура, Люды Сенчиной, Карцева, Караченцева, Карла Лагерфельда… В свете таких потерь… И в этом году я опять сам смонтирую — там не надо ничего снимать, я там не нужен. Все время в этой видеоинсталляции занимают те, ради кого я это писал. Но такие песни получаются редко.

Знаете, какое у меня ощущение? Вот у Леньки Агутина была песня про аэропорты. Она только через пять лет существования набрала популярность и стала одной из самых главных песен в исполнении Агутина. Я никогда не говорю, что песня будет шлягером. Но какого–то места она достойна. Та песня была написана на эмоции. А хорошие песни не давятся из тюбика и не конструируются…

Я "Семь тысяч над землей" написал секунд за сорок. Там, правда, стоят две фамилии: Сюткин и Патрушев. Сюткин написал мелодию и припев "Ты далеко от меня // За пеленой другого дня". Дальше говорю своему соавтору и поэту: "Серега, ты Бельмондо фильмы видел? Помнишь, там герой летит на кукурузнике к своей любимой? Он там грохнул всяких негодяев, летит, шарф развевается. Он садится прямо к ней на лужайку на этом кукурузнике. Вот это песня про такого пилота с шарфом".

На следующий день звонок: "А с чего ты взял, что ты пилот? Ты же самолеты не водишь! Давай просто передадим состояние, что ты летишь в самолете. Как тебе "Поздний час, половина первого, семь тысяч над землей"?" Я говорю: "Сережа, самолеты летают на одиннадцати тысячах! Семь — мелковато". Он говорит: "Да просто некрасиво звучит одиннадцать тысяч! Семь — это магия числа! Ты же через семерку опускаешься и поднимаешься. И не факт, что долетишь…" И все остальное написал Патрушев.

О добродетелях и грехах

— Бог есть?

— Не буду портить отношения.

— Мир справедлив?

— Нет! Том Уэйтс сказал, что самое важное в жизни. Вот есть понятия дешево, быстро, хорошо. Не требуйте, чтобы они пришли втроем! Они втроем никогда не приходят! Дешево и быстро не будет хорошо. Хорошо и быстро не будет дешево. Так и в жизни. Составляющими справедливости должны быть порядочность, уважение к другим и нетерпимость к лжи. Ну не бывает так! Мир всегда несправедлив. Но прекрасен!

— Вы готовы на что–либо ради справедливости?

— Если вопрос справедливости касается членов моей семьи. На справедливость для всего человечества я не рассчитываю.

— Ваша самая большая потеря?

— Сейчас папа. Потому что мама жива.

— Самое большое приобретение?

— То, что я встретил жену Виолу. Мне очень нравится процесс игры на гитаре. На самом деле я мечтал быть бас–гитаристом. Мне не нравится быть фронтменом — так обстоятельства сложились, и назад уже пути не было. Песни "Я то что надо" и другие были написаны в ожидании ее, а потом пять альбомов я написал уже для нее, во имя нее и ради нее. Она моя муза!

— Какая из добродетелей вам ближе?

— Смирение — это самое великое. Что меня восхитило в девизе сэра Алекса Фергюсона? Он сказал: "Проигрыш с достоинством. Победа со смирением". Мы знаем с детства, что проигрывать надо уметь. Но он сформулировал так коротко то, от чего человечество надо уберегать. От головокружения от успехов. Смирение — это умение признать, что ты несовершенен. А мудрость — это когда ты знаешь, на что не обращать внимания. Слово "смирение" самое емкое, там есть порядочность. В слове "любовь" есть движуха и страсть, но нет порядочности. Любовь может быть и непорядочной.