Прежде всего беспокойство вызывали вот какие два момента. Во-первых, деревянный киоск изрядно поизносился со времени строительства, и уже пришло время его обновить. Во-вторых, деревянный киоск был выстроен в эпоху повального увлечения югенд-стилем. Время прошло и домик в стиле швейцарского шале, так любимого в эпоху югенд-стиля, на фоне классического здания театра с колоннами и фронтоном казался неким анахронизмом. В итоге Артур Медлингер создал проект Колоннадного киоска, колонны Колоннадного киоска в 1924 году стали своего рода архитектурным эхом колонн оперного театра.
Одна незадача: на старом здании находились большие часы, которые в архитектуру нового старения явно не вписывались. Пришлось потом строить часы отдельно. Те самые, известные сегодняшним рижанам, как лаймовские. Лаймовскими они стали далеко не сразу, но сейчас не об этом.
Колоннадный киоск принадлежит рижскому самоуправлению, и оно определяло, кто станет его арендатором. Как минимум с 1931 года, если не раньше, здесь разместилась торговля фруктами фирмы Михаила Ивановича Дашкова. Михаил Иванович не без гордости указывал в рекламе своих товаров, что фирма его существует в Латвии с 1908 года. Насколько фирма была связана с фруктами – вопрос дискуссионный: в дореволюционных справочниках он значился как жобеский крестьянин, имевший в доме № 2 по Российской улице трактирное заведение.
Улица эта располагалась на том месте, где сейчас площадь Латышских стрелков. Тянулась она до второй половины 1930-х годов вдоль Даугавы аккурат перед нынешним Музеем оккупации.
То, что Михаил Иванович Дашков указан был как крестьянин, не должно вводить в какие-нибудь сомнения: крестьяне, мол, на селе землю пашут, а не в городе питейные заведения содержат. Просто это означало, что в эпоху, когда всё население Российской империи делилось на сословия, Михаил Иванович в свое время был записан принадлежащим к сословию крестьянскому. Потом он переехал в город, занялся совсем не сельскохозяйственным промыслом, но в купечество записываться не стал – менее почетно, зато и налоги поменьше. Ничего особенного в этом не было, то, что человек был записан к крестьянскому сословию, вовсе не означало, что он не мог заниматься другой деятельностью.
Что бросается в глаза при знакомстве с рижской жизнью на исходе XIX века, так это обилие в городе крестьян. Крестьяне и на заводах работали, и лавками владели, и даже не особо большими домами. Как такое могло быть? Да очень просто – из-за тогдашнего стандарта определения населения по группам. Впрочем, не только в России такое было. Кто из нас не помнит, как представлялись Пуаро и Гастингс в незнакомой компании: капитан Гастингс и мистер Пуаро. И не важно, что Гастингс давно уже не носит форму, он был капитаном, теперь всю жизнь им и останется, если вдруг не получит повышения или научную степень. А Эркюль Пуаро – просто мистер, что с него, простого обывателя, взять. Он и по важности идет после Гастингса – не просто мистера, а самого настоящего капитана. Вот так и с российскими крестьянами в конце XIX века. Он мог давно уже стать городским жителем, обзавестись домом и семьей, но пока официально не поменяет статус, быть ему крестьянином.
К началу 1930-х годов Михаил Иванович Дашков владел в Риге уже довольно разветвленным делом: столовая в доме № 2 по улице 13 Января, торговля около кинотеатра «Сплендид-Палас», на углу Элизабетес и Тербатас, и в Колоннадном киоске.
В 1931 году в его магазинах можно было приобрести ямайские бананы по цене один лат двадцать сантимов за четыреста граммов или ташкентский виноград по два сорок за четыреста граммов. Почему такие странные меры веса – теперь можно лишь гадать. Ясно, что не за килограмм – чтобы не пугать большими цифрами. Но почему именно двести и четыреста граммов? Может быть, такая упаковка?
А в 1934 году наметились большие перемены в жизни киоска. В марте 1934 года газеты оповещали рижан о том, что Колоннадный киоск будет снесён. На месте прежнего на бульваре Свободы городом будет построен новый павильон. За лучшие проекты предусмотрены три премии — в 800, 500 и 300 латов.
Но пока судили да рядили, в мае произошел госпереворот и было уже не до киоска.
Олег ПУХЛЯК, историк,
специально для «Неделя СЕГОДНЯ»