Помилуй бог, Буке — 70! Даже не верится… Станислав Анатольевич всегда в форме, бодр, подтянут, выглядит прекрасно и верен традиции: вот не желает председатель сената БМА говорить о себе лично. Зато о деле своей жизни, которому отдано уж три десятка лет, готов разговаривать часами. Ну что, юбиляр, поехали?
Как это было
— Вообще–то идея создания вуза для нацменьшинств была озвучена в самом конце 80–х годов прошлого века Виктором Поповым в Балто–славянском обществе. Эту идею мы (те, кому тогда было 35–40 лет) продвигали вначале через Ригу. Был такой Центр демократических инициатив, мы участвовали в выборах в Рижский совет народных депутатов — так тогда называлось столичное самоуправление. Представьте: мы — члены КПСС, конкурировали с НФЛ и КПСС, и в двух турах победили, стали депутатами. Что стало своего рода шансом на возможность сохранения обучения на русском языке в Латвии. Потому что в 90–е годы все вузы тотально переходили на госязык обучения, но при этом был спрос на обучение на русском. Дело оставалось за предложением. И оно последовало. И у нас уже недавно был 29–й прием студентов. И через два года будет юбилей академии.
Впрочем, академией мы стали в 2006–м, а до этого был БРИ — Балтийский Русский институт. У нас, как и у страны, были и успехи, и — как у А. Зиновьева — "Зияющие высоты". В 1989–м выделить в отдельный вуз русское образование, это же был нонсенс, но мы начали работать при всех имеющихся нюансах и сложностях. Каких? К примеру, первые шесть семестров мы учили латышскому языку наших студентов. Ну не учили школы тогда хорошему латышскому! Далее. Изначально было решено, что базируемся мы в Риге, но и регионы не забываем. И буквально через год открыли Даугавпилсский филиал. Как уже говорил, проблемы со студентами, не знающими латышского, сливались с проблемой преподавательского состава. Вот есть классные преподаватели с огромным научным потенциалом, и они — без работы. Лишь немногие смогли остаться в госвузах. Мы же стали первыми в новом времени, где студенты учились на родном языке. И не надо лукавить, уверяя, что плюсов в этом нет. Они есть. Только на родном языке ты можешь потреблять 100% потенциала профессора.
А вообще–то не будем забывать, какая трансформация произошла в это время и на какой переломный момент истории мы попали. Социализм менялся на капитализм, монорынок — на рыночную экономику, советская система — на постсоветскую… Менялся и взгляд общества на образование. В СССР 30% выпускников шли в высшую школу, приходили сильнейшие. Теперь же в госвузы идет 85–90% окончивших среднюю школу. Менялось и само общество. Раньше вуз был гарантией работы фактически на всю жизнь, теперь никаких гарантий. И второй поток студентов, которым мы предложили выход из этого тупика — это были люди, желающие переучиться, наряду с выживанием вписаться в рамки рынка. Отсюда — большой спрос на управленцев, юристов, экономистов, менеджеров в то время. В Латвии высшее образование начало становиться массовым. Люди шли к нам, так как чувствовали востребованность, доброжелательную профессиональную среду, они имели здесь обратную связь с учебой, это было место, где снималось напряжение. Уверен, если бы не вуз, у многих тогда бы сложилась жизнь иначе, и, возможно, не слишком позитивно. Люди, отучившись у нас, стали другими: конкурентоспособными, адаптированными к новому обществу, подготовленными к глобализации. Фактически БМА выполняла и социальную функцию. И выполняет ее до сих пор. Это главное для нас — помочь людям в дальнейшей жизни.
Что не удалось? Сохранить право людей за свои деньги выбирать место обучения, язык обучения. Частные вузы до сих пор не получают финансирование от государства. А в Литве, к примеру, это есть. Да и во всем мире деньги следуют за студентом. Если мы получили госаккредитацию программ и вуза, почему нас дискриминируют? Мы все платим налоги, но они идут лишь на субсидии госвузам. Нет стипендий. Значит, наших студентов лишают социальных льгот. Считаю ошибкой (и угрозой нацбезопасности ЛР!) отказ от возможности обучения на родном языке за свои деньги. Это стена, которая отгораживает нас от целого ряда стран на многие годы вперед. Мы усложняем себе коммуникацию со странами Востока, с Россией в первую очередь. Лично мы были недостаточно активными в этих вопросах, дистанцировались, так как считали, что в БМА не должно быть политики.
Как это есть
— Старинное восточное проклятие гласит: не дай бог нам жить в эпоху перемен! Мы, университеты, живем в состоянии постоянных внешних реформ. И это плохо. Одно дело реформы на основе анализа и плана развития, другое — когда эксперименты мешают, ограничивают автономию вузов.
Латвия занимает предпоследнее место по финансированию науки в ЕС. У нас на науку выделяют в 3–4 раза меньше, чем в среднем по ЕС! Увы, эта проблема не воспринимается обществом одной из главных. Есть отрасли, которые могут и должны рассчитывать на нормальное финансирование. Медицина, к примеру. Но нельзя ремонтировать школы, не зная, придут ли туда ученики. Мы вкладываемся в стены — не в умы. Финансирование образования должно быть разумным. А у нас школы пустые… Нет денег, чтобы поддержать возрождение НИИ, идет утечка научных кадров…
БМА стала адаптироваться и к реформам 2018 года по языкам преподавания. Увеличили число программ на английском. У нас есть программы по академическому обмену ERASMUS + со 140 европейскими вузами. Но требование к приехавшим по английскому установлены на уровень В1, а к нашим абитуриентам — В2. То есть к приехавшим требования меньшие, значит, ограничиваем тех, кто поступает у нас.
Китайские студенты. Их больше всего в мире! Например, в Витебском университете учится 1000 человек, вообще в Белоруссии значительно больше. У нас в Латвии их почти нет… Это политический провал страны. Этим должен заниматься МИД ЛР, нужно развивать отношения со второй экономикой мира.
Мы потеряли студентов из России. Да, есть те, кто учится на английском. Но раньше мы повышали уровень их английского, учили разговорному латышскому и вели обучение на русском. А теперь подумайте: в любом вузе мира есть английские программы, и мы нынче всего лишь одна из 200 стран, где можно учиться, а раньше — с русским языком обучения — были единственными в ЕС. Мы имели монополию на рынке в 200–250 миллионов человек. Другие страны бьются за то, чтобы у них в вузах было многоязычие! Мы же от этого отказываемся…
Как это будет
— Верю, что реформы завершатся, надеюсь, БМА найдет свой путь развития в новых условиях, сохранит партнеров и на Западе, и на Востоке.
Знаете, какие проблемы всех нас ждут? Возникновение новых профессий, специальностей и исчезновение целого ряда специальностей и миллионов рабочих мест. И вузы уже сейчас должны на это оперативно реагировать. Помните, была в свое время целая армия машинисток? Они исчезли за несколько лет с приходом компьютеров.
Сегодня вырастает целый слой людей, которые спокойно после 12–го класса идут не учиться, а работать. Но многие обязательно придут к нам. Главное — это определить место вуза в изменившемся мире, который к тому же еще и меняется постоянно. И заглянуть на 20 лет вперед, предугадать, что будет пользоваться спросом на рынке образования тогда. А ведь это не только студенты, которым, например, придется в процессе обучения меняться.
Меняться надо и преподавателям, чтобы быть конкурентоспособными. Нужно сохранять баланс между фундаментальными знаниями и прикладными элементами образования. Для многих это проблематично, но именно для этого и нужны университеты.
И еще. За последние 5–7 лет среди студентов вижу все больше тех, кто уже работает. Раньше у нас была категория студентов 20+, теперь и 30—39+. Они уже поняли, чего им не хватает, знают, что важнее для жизни и профессии они смотрят в будущее. И понимают, что им не хватает высшего образования.
Самый выгодный вклад
Сколько бы раз я ни говорил с Станиславом Букой, он каждый раз заканчивал словами, что лучший вклад человека — в себя, в образование, и лучший банк — это вуз. Не изменилось ли мнение?
— Да, надо вкладывать именно в образование. Да, в образование. Это недвижимость, которая всегда с тобой. Получив образование, вы как личность меняетесь в лучшую сторону. Вы приобщаетесь не только к знаниям, но и к культуре: посмотрите, сколько у нас картин висят в БМА — и в коридорах, и в аудитории, и каких картин! Когда мне в пример приводят Билла Гейтса, у которого нет высшего образования, отвечаю: ну и что? У большинства–то в высшей лиге мировой элиты оно есть. Оно — пропуск в другую жизнь, в высшую лигу. Оно делает эту жизнь насыщенней, интересней… У вас будет больше возможностей. Да, проблемы будут, но вы сможете их решить, став успешнее и удачливее, потому что будете готовы к будущим вызовам и проблемам.
Сергей ТЫЩЕНКО.