Внук репрессированного
Многочисленное семейство Ковалевых оказалось на Дальнем Востоке благодаря политическим треволнениям начала XX века. Дед Юры, по профессии учитель, а по призванию музыкант и пасечник, происходил из польско–литовской шляхты Северо–Западного края Российской империи, в 1910 году был выслан из Петербурга, где учился на филологическом факультете университета, за участие в революционном кружке. Места пребывания оппозиционера с невестой назывались экзотически — станция Ерофей Павлович, бухта Ольга… На новых землях у Тихого океана шляхтич выстроил мощное хозяйство — корова, две свиньи, лошадь, плантация гречихи до 75 ульев. У него маленький Юра жил в детстве, пока дедушку не забрали. В Гродекове (ныне Пограничный) и без того не было недостатка в нелояльном казачестве — а тут еще бывший псаломщик, преподаватель английского и кулак в одном лице! Хотя, по всей вероятности, причиной стал донос кого–то из недоброжелателей из РОНО…
В найденном Ю. И. Ковалевым архиве ФСБ в деле фигурировали персонажи осудившей деда к расстрелу "тройки" Уссурийского края — латыш, венгр и русский. Но не было никакого списка изъятых предметов: "Все присвоили! А ведь скрипка мастера Амати стоила 100 000 советских рублей".
— Родители мной раньше не занимались, отец служил в НКВД. В Гражданскую он был в отряде убитого белоказаками Виталя Бонивура, заместителем которого был Сергей Лазо, его потом японцы в топке паровоза сожгли. Отца ранило в лицо — пулей выбило все зубы. Воевал с японцами у Спасска, Сучана, Владивостока, а в НКВД занимался борьбой с контрабандистами. Чего там только не было — и золото, и пушнина…
Мама тоже была круглые сутки занята в редакции местной газеты, потому после ареста деда Юру взял под опеку брат, конструктор–самоучка, летавший над Гродеково на планере и разбрасывавший с воздушного змея листовки в честь советских праздников.
В одну из ночей Юрий услышал, что мама ругает отца: "Как ты не спас отца! Ты же в этой поганой ЧК работал!" В итоге брату, скрывшему деда–репрессированного, удалось окончить политехнический институт, он стал конструктором торпедных кораблей — а Юру отчислили из специализированной военно–морской школы по причине происхождения: "Ты внук врага народа!"
Побег на фронт
— Шел уже 1943 год, и мы впятером уехали по железной дороге в Красную армию. Добрались до Свободного. Наш вожак Женька был старше на целый год, спрятался в другом вагоне и доехал до самого Курска. В том знаменитом танковом сражении он, будучи пехотинцем, и погиб. Я это узнал уже после войны, сам будучи лейтенантом МГБ по охране железнодорожного транспорта на станции Владивосток.
Малолетних патриотов вернули и допрашивали в милиции. "Один начальник водного отделения, капитан Уткин, служил с моим отцом. И когда узнал мою фамилию, сказал: "Все, у меня просят парней. Пойдешь морячить?" И меня — бах! — на пароход "Ладога". Покочегарил там я уголек. Выучили меня на машиниста 2–го класса".
Первый рейс — доставка дивизиона артиллерии из Владивостока на Камчатку. "Человек 100 и 10 пушек, "стотридцаток", загрузили и привезли на мыс Лопатка. Там создавалась военно–морская база, так как напротив, в 11 км, уже был японский остров Шумшу, первый из Курильских.
— Мы знали, что будет война. Но считалось, что первыми начнут японцы. Говорили, что там у них есть целый бронепоезд!
Разгрузку пушек и солдат на Камчатке вели при помощи кунгасов — больших рыбачьих лодок, разгонявшихся катером, а затем выбрасывавшихся на песчаный берег. Причалов в то время еще не было. Около скал Шумшу "Ладога" дважды подвергалась авиационным налетам — и японские, и американские самолеты сражались в небе над островом, и "прилетало" также советским морякам.
— Приходилось дрейфовать. Капитану было лет 70, очень опытный, и он уходил из зоны обстрела. Так что не попали. Но от близких разрывов из 28–тонного котла под давлением 10 атмосфер в трюм пошел пар. И вот когда мы уже всех высадили, старший механик мне говорит: "Ты единственный, кто в эту топку сможет пролезть". Одели меня в шубу, валенки, шапку, маску, привязали к доскам. Нужно было за 2–3 минуты вставить вальцовку, килограммов 15 весит, в анкерный бак. И вот пять раз меня туда толкали. Сделали все как надо, пара не стало. Потом механик обнял меня: "То, что мы сделали, — ты забудь навсегда! Это геройство, но меня в тюрьму посадят".
15 рейсов в Америку
Все же "Ладоге" пришлось встать на капитальный ремонт — полетели турбины, и так юнга Юра Ковалев впервые попал за границу. Тихоокеанский порт Ванкувер стал для него домом на 8 месяцев. Вначале на старом судне, а потом на новом танкере "Эмба" водоизмещением 24 000 тонн, из них 16 000 тонн жидкого груза.
— Возили из Америки солярку, мазут. Топливо принимали в Калифорнии — порты Сан–Педро, Лонг–Бич и Сан–Диего. От них километров 300 до Лос–Анджелеса, где Голливуд!
На американской земле советские моряки увидели заведения с выставленными фотографиями "герлз" — на выбор, а также попробовали местные газированные напитки. С той поры Юрий Иванович полюбил 7 Up — пьет его и по сей час, вспоминая молодость.
— А тогда мы в Америке стояли сторожами — нас предупреждали, что могут подбросить на судно взрывчатку. Суда взрывались в море — и все. Во Владивостоке есть памятник 26 судам. На "Эмбе" мы когда шли, полные бензином, нас бомбили американцы. Самолеты с их опознавательными знаками. Мы дали скорость 21 узел, у нас были электромотор, дизельные и паровые турбины — шли как паровоз. Город можно было осветить нашим танкером. Так что — ушли!
Инцидент, участником которого был Ю. И. Ковалев, описан ныне в открытой информации: 14 октября 1944 года в 6.45 танкер Дальневосточного государственного морского пароходства "Эмба" (бывший Shawnee Trail, вступил в строй 28.06.1944, проект T2–SE–A1) подвергся налету одиночного американского самолета.
Армада идёт в Порт–Артур
Советские силы, выделенные в августе 1945 года для захвата японских портов, насчитывали свыше 20 вымпелов — от крейсера до фрегатов американской постройки. "Эмба" была вспомогательным судном ВМФ, вооруженным двумя пушками на корме и носу, а также спаренными пулеметами Erlicon и строенными Browning.
— Вся наша команда с автоматами ППШ была высажена на Сахалин. Боевое задание — накопать японской картошки. Нашей–то не было. И вдруг по нам стали стрелять японцы, отсиживавшиеся в бункерах. Ну, мы стали стрелять в ответ.
Дело было у залива Анива, там был город Оодомари, ныне Корсаков. А следующей операцией был проход через пролив Лаперуза в легендарный Цусимский пролив, затем — в Порт–Артур.
— К этой маленькой, еще царской, военно–морской базе, через Маньчжурию, подошли две танковые армии. Была взята в плен Квантунская армия, 5000 офицеров погрузили на борт "Эмбы" в сидячем состоянии. Приехал наш генерал, приказал: "Сажайте их в танки (емкости для нефтепродуктов)!" Но ведь там была солярка, пары — как посадишь людей? Разместили их все же на палубе 170 на 19 метров. Все одеты в меховые шубы и шапки. Нас установили на носу и на корме, выдали 10 брандспойтов. Переводчик им сказал: "Эти шланги с кипятком, будете рыпаться, вас сварят!" И сидели тихо, только меняли часы свои японские на еду. Привезли мы их в Совгавань, Ванино. Там были зеки русские, их услали — и вместо них поселили японцов, на семь лет.
День японской капитуляции в Порт–Артуре встретили скромно. "А вот на следующий год "Эмба" привезла из Америки спирт, и у каждого члена экипажа в каюте стояла 40–литровая бочка. Все портовое начальство Владивостока стояло к нам в очередь!"
Участник боевых действий юнга Ковалев был награжден медалью "За победу над Японией". Впоследствии Юрий Иванович служил в органах государственной безопасности и внутренних дел, удостоен ряда наград, в том числе ордена Красной Звезды. Полковник, гражданин России. Его увлечение — сочинение авантюрных романов, где переплетаются любовь, преступления и политика.
Николай КАБАНОВ.
