Очевидному большинству больше интересно то, во что обойдется строительство храма культуры, но и вопрос о том, что стоит сносить и что сохранять, как свидетельство эпохи, очень интересен. Следует отметить, этот вопрос стал актуален не только в Латвии, и он не связан лишь с памятниками, созданным при тоталитарных режимах.
Не будучи архитектором или историком искусства, автор не осмеливается рассуждать о месте здания ЦК в советском модернизме. Но утверждает, что когда речь идет о свидетельствах эпохи, аргумент "мне не нравится" не идет в зачет.
Зандерсу, например, не нравится здание нынешнего Минфина, построенного во времена Улманиса, которое не подходит к Старой Риге, но он не поддерживает его снос. В случае со зданием ЦК "отягощающим" фактором, несомненно, является его связь с "оккупационным режимом". Для многих - это аргумент в пользу его сноса.
Журналист ссылается на недавно изданный труд "Советские генерал-губернаторы". О вторых секретарях компартий в союзных республиках. Там много любопытного.
Так, например, в Литве 30 марта 1964 года ЦК компартии принял решение об ограничениях расширения важнейших городов – Вильнюса, Каунаса, Шауляя, Клайпеды и Паневежиса, отдавая предпочтение развитию региональных производственных центров.
В то время это означало меньшую трудовую миграцию из СССР со всеми вытекающими последствиями для этнического состава Литвы. Местные латышские коммунисты, пишет Зандерс, не приняли аналогичного решения, и это определенно имеет свое объяснение, которое было бы интересно узнать.
Скучная с точки зрения современного человека и неважная история местной компартии демонстрирует познавательные эпизоды с, если так можно сказать, противоположным знаком.
Например, второй секретарь Латвийской компартии Николай Белуха на заседании бюро ЦК 8 февраля 1966 года призвал бороться с назначением на должности таких людей, которые имеют "неправильную" биографию: "у нас во многих случаях имеется большое загрязнение кадров".
Оказывается, речь шла о случае в Мадонском районе, где в транспортной организации все работники были из немецкого легиона. И хотя райкому партии это было хорошо известно, ничего не делалось. То же самое творилось в Добеле, Салдусе.
Таким образом, в годы "оккупации в Латвии" были ситуации, когда кое-кто даже на уровне начальников позволил себе определенную самостоятельность. Другими словами, были люди, которые пытались с режимом сожительствовать, стараясь реализовать модель "Волки сыты и козы целы". Но были и такие, кому на интересы "коз" было глубоко наплевать, и кого интересовало только прислужничество "режиму", отмечает Зандерс.
Неудобная с точки зрения сегодняшней исторической памяти истина для Латвии состоит в том, что латыши были как среди первых, так и среди вторых. Здание ЦК может быть снесено, но вопросы останутся. Точнее, останется необходимость изучить, как латыши сами вели себя в "период оккупации".
Зандерс отмечает, что теперь удобно считать, что в компартии были только приезжие. Так мы, казалось, избавились от ответственности за период "оккупации". Однако такая примитивизация истории затрагивает не только прошлое. Если мы сохраним такую модель, то сохраним поиски "виновных" и сегодня. Только вместо Москвы во всем виноватыми будут Брюссель или Вашингтон.
Здание ЦК может быть снесено, но характерный для эпохи коммунистической власти способ мышления в наших головах останется, заключает журналист.