Бывший президент СССР и лауреат Нобелевской премии мира Михаил Горбачёв рассказал газете Le Figaro о своих воспоминаниях, связанных с падением Берлинской стены в ночь с 9 на 10 ноября 1989 года. Об этом событии президента проинформировали только наутро, и хотя первые данные не давали полного представление о том, что произошло, было ясно, что «это что-то интересное» и «будет иметь очень серьёзные последствия».
Тем не менее, подчёркивает Горбачёв, такой поворот не был неожиданностью: несколькими неделями ранее на праздновании 40-летней годовщины ГДР он «смог себя убедить в том, что недовольство режимом является массовым и глубоким». На заседании Политбюро все «абсолютно единогласно» решили, что «не может быть и речи» о применении силы, а советским войскам была дана команда не покидать мест своего размещения. Целью руководства СССР было «мирное развитие событий», при которых бы «учитывались интересы нашей страны и безопасности в Европе» — как считает Михаил Горбачёв, это было «единственно верным решением». По словам политика, «именно так и должны происходить вещи в стране, где решения принимаются политическим руководством, которое несёт за них ответственность».
Бывший президент отметил, что вывод советских войск из Афганистана и реакция правительства на события в Восточной Европе являются звеньями одной политики «нового мышления», главным принципом которой является свобода выбора. Под влиянием перестройки начались изменения, которые зрели десятилетиями, и «соседние страны и наши друзья» получили права и свободы, «которыми уже наслаждались в СССР». Поэтому на укоры в том, что он отдал Восточную Европу, Горбачёв возражает: «Но кому я её отдал? Польшу — полякам, Венгрию — венграм, а Чехословакию — чехам и словакам».
В то же время объединение Германии, по его убеждению, было «неизбежным»: немцы тяжело переживали разделение, стена разбивала человеческие судьбы и семьи. «С исторической точки зрения она была приговорена», считает бывший советский лидер, однако никому не удалось предсказать, что её падение произойдёт так быстро, поэтому процесс объединения не мог быть простым. Для многих соседей Германии это стало психологическим испытанием: «раны войны затянулись, но память о ней не исчезла». Усиление Германии вызывало беспокойство у Франсуа Миттерана, Маргарет Тэтчер и Михаила Горбачёва ещё и потому, что могло привести к нарушению равновесия в сфере безопасности Европы, поэтому было важно договориться об обеспечении незыблемости границ и принципах, регулирующих отношения стран.
Однако не стоит смешивать падение Берлинской стены и распад Советского Союза – как заявил в интервью для Le Figaro Горбачёв, это «совсем другая история», результат внутренних процессов в стране. По словам экс-президента, он «до конца боролся» за единое государство. Его, возможно, удалось бы сохранить, не случись в августе 1991 года путча, разжигаемого противниками перестройки, и последовавших за ним «безответственных действий руководителей, буквально разрубивших страну».
Когда французская газета попросила сказать, чем является «авторитарность» сегодняшней России — «шагом назад или запутанной эволюцией», — Михаил Горбачёв возразил, что не согласен с такой постановкой вопроса. «Не надо упрощать и сводить сложную российскую реальность к примитивным формулам», — подчеркнул политик. Он отметил, что, разумеется, нельзя идеализировать ситуацию, но в своих заявления 20-30 летней давности он всегда признавался, что русский «путь к демократии не будет лёгким, потребуются года или даже десятилетия». Сейчас в стране идут изменения, появилось гражданское общество, люди стали отстаивать свои права, и Горбачёв считает, что политическая система в конце концов подстроится под запросы населения. «Сейчас российские власти делают ставку на стабильность» — она важна для большинства россиян, но «на ней», отмечает бывший президент, «далеко не уедешь». Необходимость развития и прогресса ставит перед властью тяжёлую задачу провести их, не скатившись в хаос.
Как рассказывает издание, в своей новой книге Михаил Горбачёв предупреждает об угрозе войны, однако в интервью он подчеркнул, что здесь не нужно искать виноватых. Отношения между Россией и Западом сложные, но в них отсутствует идеологическое противостояние, налажены прямые экономические связи, доступна свобода перемещения, контактов, а также существует культурное сближение, при котором люди не видят друг в друге врага. Беспокойство бывшего президента вызывает «милитаризация международной политики».
По его словам, новой холодной войны можно избежать, но необходим диалог, который пытаются наладить мировые лидеры. Горбачёв замечает, что «с большим интересом» прочитал речь Эммануэля Макрона перед французскими дипломатами и разделяет некоторые мысли главы Пятой республики. Так, одной из ключевых его идей является то, что Россию надо считать европейской страной, без которой невозможно построить архитектуру доверия и безопасности в Европе. Последний советский лидер указывает, что разговаривал на эту тему с Франсуа Миттераном, но, «к сожалению, следующее поколение не возобновило наши обсуждения», а теперь Франция может помочь восстановлению доверия между Россией и Западом.
В заключение Le Figaro попросил рассказать об отношении советского президента к президенту нынешнему. Михаил Горбачёв напомнил, что Владимир Путин пришёл к власти, когда Россия была ослаблена и находилась в состоянии политического хаоса на фоне экономических неудач. Новый президент смог преодолеть кризис, и поэтому пользуется большим уважением среди населения страны. При нём в своей внешней политике Россия выбрала курс на многополярный мир. «Путин признаёт роль Запада в мировой политике и экономике, он готов к сотрудничеству», — заверил журналистов Горбачёв и подчеркнул, что попытки президента начать диалог не встретили должного понимания на Западе, где «комплекс победителя» не даёт правильно реагировать.
«Для оценки наших действий», по мнению бывшего главы СССР, нужно «принимать во внимания интересы России», потому что она «не согласится с второстепенной ролью» на мировой арене. Стране необходимы перемены, и «многое будет зависеть от выбора Владимира Путина». Михаил Горбачёв выразил надежду, что президент «сделает выбор в пользу демократии и расширения политических и экономических возможностей», потому что общество уже готово к таким изменениям и сможет ими воспользоваться.