Вразгар белорусского кризиса директор Рижского института внешней политики Андрис Спрудс анализирует неспокойную обстановку в регионе, а также разногласия в Европе и трансатлантическом сообществе. Он призывает придерживаться политики «сдерживания и диалога» по отношению к России, подчеркивает значимость западной солидарности и ключевую роль Германии на европейской границе с Россией.
«Фигаро»: Россия и Европа ведут напряженное противостояние вокруг народной революции в Белоруссии и отравления российского оппозиционера Алексея Навального. Как вы оцениваете эту динамику?
Андрис Спрудс: Причин для оптимизма нет. Перед нами полный неопределенности и разногласий мир, серьезные посягательства на многостороннюю систему, неприятие действующих норм и даже постановка под сомнение истины, смысла слов! Мы как европейцы и восточные европейцы ощущаем себя очень уязвимыми и испытываем тревогу, особенно в связи с тем, что живем по соседству с Россией. Разумеется, трансатлантическая и европейская солидарность очень важна, и, по счастью, ее сейчас не ставят под сомнение. Если не читать «твиты» Дональда Трампа, по факту мы видим контингент американских войск в Польше и ротацию дополнительных сил в Прибалтике. Как бы то ни было, психологический климат далек от идеала, а тенденция США рассматривать союзников, прежде всего, Германию, как стратегических конкурентов, вызывает вопросы. Они ведут себя, как муж, который бьет жену, но называет их счастливой семьей… В Европе у нас Брексит, коронавирус, отступления от демократии в Польше и Венгрии, раскол по белорусскому вопросу… Все это говорит о раздробленности. Маленькие восточноевропейские страны вроде нашей считают это угрозой для безопасности.
— Как вы оцениваете поездку президента Макрона в Вильнюс и Ригу? Его обещание приложить посреднические усилия в Белоруссии, а также потенциальная готовность Ангелы Меркель отказаться от идущего из России газопровода «Северный поток» после отравления «Новичком» российского оппозиционера Алексея Навального означают ужесточение европейской позиции по России?
— Я бы не стал преувеличивать значимость поездки Макрона и ее последствия, хотя она и представляет собой положительный момент. Президент Франции действительно пользуется существенным влиянием, особенно после его решения дистанцироваться от США и Брексита. Но у нас есть определенные разногласия. Его позиция в пользу стратегической открытости к России во имя географии и наших общих с Москвой интересов по отношению к Китаю вполне понятна. Мы сами находится на линии фронта с Россией и считаем важным диалог и поиск конкретных путей сосуществования. Тем не менее элемент сдерживания играет основополагающую роль в отношениях с Москвой, отсюда и присутствие войск НАТО. То есть мы говорим диалогу «да», но с аргументом силы и в определенных пределах. Например, готовность президента Макрона поехать в Москву на 9 мая показалась нам перебором (визит совпал с острой полемикой с Россией по истории Второй мировой войны и в итоге был отменен из-за коронавируса, прим.ред.). В целом, европейцам следовало бы открыть глаза не только из-за дела Навального. С 2014 года и аннексии Крыма, или даже раньше, мы имеем дело с агрессивной Россией, которая играет по собственным правилам. Открытость — очень сложное начинание.
— Так, что делать с Россией, ее агрессивностью и чувством незащищенности?
— Россия — сложная тема. Мы в Восточной Европе и в частности в Латвии считаем ее не стратегическим партнером, а стратегической проблемой. Это не означает, что у нас не может быть партнерских отношений и совместной работы по коронавирусу или экономическим вопросам, которые представляют общий интерес. Здесь принята такая формулировка: «Диалог так далеко, как это возможно, сдерживание при необходимости». Нужно четко сказать России, что мы считаем неприемлемым. В деле Навального я предложил бы продолжить диалог, одновременно объявив об остановке проекта «Северный поток». Это стало бы четким сигналом. Если мы продолжим ограничиваться устным выражением недовольства, не принимая конкретных мер, то подорвем доверие к себе. Не нужно наивности: Россия — совершенно другой социальный зверь с собственным восприятием мира. Она иначе выстроила свою внутреннюю и внешнюю легитимность и считает себя одним из полюсов многополярного мира с собственными интересами. Она явно не собирается становиться членом счастливого евроатлантического сообщества.
— Вы говорите о ключевом значении наличия потенциала сдерживания, соответственно, о присутствии французских, немецких и американских солдат НАТО. Но не боитесь ли вы возможной попытки России дестабилизировать ситуацию в странах Балтии по модели Донбасса и Крыма, чтобы проверить действие пятой статьи Атлантической хартии?
— Конечно, у России есть свои интересы. В странах Балтии проживает большое количество русскоязычных граждан, у наших стран обширные культурные связи. Кроме того, и это камень в наш огород, у нас есть не граждане, частично политически отчужденные, уязвимые. Мы также являемся постсоветской страной с проблемами коррупции. Несмотря на реальные успехи, мы все еще находимся в стадии становления и развития. Но я не буду говорить о желании Москвы изменить политическую ситуацию. Учитывая нашу историю, мы здесь всегда готовы к худшим сценариям, но наличие НАТО и проамериканская политика наших стран являются гарантами стабильности. Пока мы едины в евроатлантическом сообществе, мы в безопасности, даже если Россия может попытаться повлиять на ситуацию. Если она решится на военную авантюру, то окажется в прямой конфронтации с НАТО! Я не думаю, что Путин этого хочет. Он не сумасшедший. Он расчетливый человек.
Путин считает себя объединителем славянских земель и пытается, как только может, мысленно разделить Европу. Но, на мой взгляд, он не стремится восстановить СССР. Когда дело доходит до неудачных состояний, он использует возможности. Так было с Украиной. Мы консолидированная демократия. Однако я не исключаю аннексииБелоруссии. Не в краткосрочной перспективе, а в области обороны и внешней политики. Он использует любые возможности, когда речь идет о слабых государствах, как это было с Украиной. Мы являемся консолидированной демократией. Однако я не исключаю аннексииБелоруссии. Не в краткосрочном плане, а в области обороны и внешней политики.
— Во время народных протестов Путин решил поддержать Лукашенко. Но может ли российский президент сделать ставку на кого-то другого, если тот потеряет контроль?
— Его самая большая дилемма заключается в том, что статус-кво Лукашенко удовлетворителен для России и для Путина. Но он сейчас находится под угрозой. Весь вопрос-до какой степени. В любом случае сегодня у Путина есть возможность усилить давление на Лукашенко в обмен на его поддержку. Не удивлюсь, узнав о создании российских военных баз в Белоруссии. Но для Путина это еще не финал. На мой взгляд, он фактически уже начал выводить Лукашенко из игры. Он даст ему возможность спасти лицо. Но Россия может найти другого победителя. В Белоруссии много пророссийских сил. Вы также должны помнить, что Тихановская, когда ее спросили о Крыме, отказалась отвечать, заявив, что это деликатная тема. Лукашенко, как это ни парадоксально, был более критичен. Не следует думать, что демократизация Белоруссии будет идти рука об руку с европеизацией. Думаю, скорее это коснется России.
— Вы призываете не переоценивать возможности Франции в регионе. А что насчет Германии? Насколько она влиятельна?
— Германия гораздо более влиятельна, чем Франция. Это экономический двигатель ЕС. В 2008 году мы вышли из трудного положения году только благодаря Германии. Как сказал бывший польский министр Радек Сикорский: впервые в истории: мы больше боимся бездействия Германии, чем ее действий! Положительную реакцию вызвало то, как Германия повела себя во время событий в Крыму в 2014 году, и как аккуратно подошла к введению санкций. Германия также является единственной европейской страной, которая является «страной-лидером» в странах Балтии. Она возглавляет многонациональные силы НАТО в Литве (как США в Польше, Канаде, Латвии, Великобритания в Эстонии). Она играет гораздо более важную роль в регионе, чем Франция.
Мы сейчас очень внимательно следим за тем, как немцы будут решать вопрос «Северного потока — 2», против которого мы выступаем. Если они откажутся от этого проекта, это будет означать, что они перестали смотреть на Россию через розовые очки. Это стало бы положительным моментом. Мы всегда считали, что европейцы должны видеть путинскую Россию такой, какая она есть, а не такой, какой им бы хотелось. То есть как страну, готовую использовать все средства для удержания власти.