Эмоциональное волнение по поводу судьбы Алексея Навального велико. Так же, как и эмоциональное возбуждение, которое в большинстве случаев не дает возможности объективно разобраться в вопросах, касающихся содержательной позиции Навального. Особого внимания заслуживают высказывания, в которых Навального ставят в один ряд с советскими диссидентами Александром Солженицыным и Андреем Сахаровым. Но есть ли для подобных высказываний объективная основа?
Конечно, все трое находились или находятся в заключении по политическим мотивам. Международные неправительственные организации рассматривали или рассматривают их как «узников совести». Однако оба советских диссидента были моральными авторитетами и борцами за «интеллектуальную свободу». И даже если позже у Солженицына обнаружился ярко выраженный русский национализм, он в любом случае был самым упорным и значительным критиком сталинизма и его наследия в Советском Союзе. Сахаров, сам принадлежавший к официальной интеллектуальной элите Советского Союза, был готов утратить свое положение, чтобы указывать на мрачное состояние прав человека в СССР и отсутствие духовной и индивидуальной свободы.
Навальный же — политический оппортунист, который то позволяет себе произносить правонационалистические лозунги, чтобы увеличить свою паству, то вновь ударяется в левый популизм, если это кажется ему более подходящим для расширения круга сторонников.
Когда российское правительство попыталось стабилизировать экономическое и финансовое положение слабого в структурном отношении Северного Кавказа, Навальный превратился в расиста, выдвинув лозунг «Хватить кормить Кавказ». Только в правом национализме Навального и можно проследить определенное сходство с Солженицыным — вспомните «Письмо советскому руководству» 1974 года.
Навального, конечно, нельзя рассматривать в России как моральную величину, исповедующую либеральные ценности. Его нападки на мигрантов, его правый национализм, приверженность которому он подтверждает время от времени до сих пор, его отношение к исламу — все это не позволяет признать его моральным авторитетом. У него отсутствует моральная значимость, отличавшая Солженицына и в особенности Сахарова.
Не только моральная бессовестность, но и необузданное тщеславие
Кроме того, Навальный, в отличие от Сахарова и Солженицына, заявляет и о политических амбициях. Он не только хочет олицетворять собой моральную совесть, но и стремится к политической власти, которая никогда не была целью Солженицына или Сахарова. Миссионерское представление Навального о том, что он незаменим для «России без Путина», связано с его желанием самому стать президентом.
При этом следует заметить, что он сам — как и Путин — имеет весьма персоналистское представление о власти. Он считает себя способным руководить Россией. При этом создание демократических институтов — значительно более важное дело, чем простая смена персоны во главе России. Навальный позиционирует свою деятельность как дуэль с Путиным, но он не противопоставляет либеральную систему ценностей авторитарным нормам нынешнего российского руководства.
Конечно, можно восхищаться бесстрашием Навального, конечно, можно сочувствовать его страданиям. Но в конечном счете это всего лишь эмоции. Эмоции, доминирующие в сообщениях средств массовой информации и в политических заявлениях. Намного важнее объективно рассмотреть его содержательную позицию и сегодняшнюю худосочную политическую платформу. Это даст трезвый взгляд на образ Навального.
Конечно, это абсолютно не мешает нам осуждать уголовное преследование Навального и жестокость по отношению к инакомыслящим в России.