Кто эти люди?!
К сожалению, родители, которые общаются с детьми настолько чудовищно, словно по приговору суда их обязали иметь дело с жестокими преступниками, не редкость.
Чаще всего это не очень счастливые люди с низким уровнем самосознания и воспитания. Они не видели других моделей поведения и не умеют иначе, поэтому точно так же ведут себя с партнерами и родителями, с посторонними людьми, с самими собой. Дети, выросшие в такой атмосфере, подхватывают эстафету и подобным образом общаются уже со своими друзьями.
И это, увы, свойство не только поколения родителей 40–45-летних. Как ни странно, нет. Даже наоборот: сейчас такое поведение заметней, поскольку можно увидеть и другое.
В советские времена с детьми обращались примерно одинаково авторитарно, гуманистический подход был еще не распространен (а сначала попросту не изобретен). При этом немногочисленные представители интеллигенции редко пересекались с детьми с рабочих окраин.
Мало того, старшее поколение до сих пор на полном серьезе считает, что иначе воспитывать просто невозможно, иначе «потеряют всякий страх» и «сядут на голову».
А если я это вижу и слышу - что я могу?
Повлиять на это практически невозможно. Только в рамках собственной семьи; когда речь идет о чужой, мы не имеем права вмешиваться. Исключение - насилие. Но и здесь важно вести себя очень аккуратно, иначе можно вызвать агрессию и в свой адрес, и в адрес ребенка. Родитель прекратит бить его прилюдно, но отыграется дома, отомстит за публичный позор.
Жертвы жестокого отношения часто оставляют детей с теми же самыми мамами и папами, которые их уничтожали, словно в надежде все переиграть.
Самый нейтральный способ - подойти к родителям и спросить, не нужна ли им помощь. Настоящих реальных садистов, получающих удовольствие от издевательств, к счастью, мало, а людей, истощенных морально, - много, и они срываются на детей, потому что нет сил.
Как отличить садизм от срыва?
По интонации: у садистов она скучающая, они плавно и тягуче обещают «ты сейчаааас получишь, ты у меня узнаешь», словно в предвкушении развлечения.
Систематические избиения слабого - вид сексуального извращения, желание испытать власть обладания над другим существом и почувствовать удовлетворение от этого.
«А ты кто такая?»
Бывает, что родитель не столько грубо обращается с ребенком, сколько соперничает с ним, на полном серьезе сравнивая себя с дочерью или сыном и всячески унижая их. Тогда мы говорим о конкуренции и соперничестве. Это - вечная тема, в том или ином виде они есть в любой семье, если же нет, значит, кто-то один выиграл с большим отрывом, причем давно.
А вот проявления этого соперничества зависят от уровня развития личности. Если 3-летняя девочка заявляет, что она красивее мамы, это нормально. Если мама капризно дует губы и отбирает у дочки мороженое, которое ей купил папа, или всерьез и без стеснения ревнует к мужу и отцу взрослую дочь - нет. Фактически, мама становится на один уровень с ребенком, это очень неполезно для всех.
Субъект или объект любви?
Нередок феномен, когда родители очень нежны с младенцами, но ужасно обращаются с подросшими детьми.
Если речь идет о чем-то большем, нежели нормальное раздражение родителей на подростков и нежность к малышам, то можно говорить о садистической патологии. Садизм и сентиментальность тесно связаны. Вспомните садистку-психопатку Долорес Амбридж, любительницу розового и котят, или биографии высших чинов гестапо и НКВД, которые могли прослезиться во время просмотра мелодрамы, были привязаны к своим детям и питомцам, но в рабочее время пытали и убивали людей.
Для сентиментального садиста «сердечко и кровиночка» - объект любви, а не субъект. Разница очень большая. В субъекте ты видишь другую личность, в объекте - только себя, свою любовь.
Вообще постоянное сюсюканье и использование уменьшительно-ласкательных суффиксов, если речь идет не о новорожденном, - маркер агрессии, знак, что человек с трудом сдерживает раздражение.
«Зато человеком вырос!»
Часто выросшие дети, осуждая поведение родителей, используют их же формулировки. Звучит ужасно, а на деле - вовсе не редкость. Тому есть несколько причин.
Например, запредельная (но именно запредельная!), очень сильная усталость, во время которой включается «автопилот» и практикуются родительские методы. А бывает, когда человек поверхностно отрицает жестокие методы, но в глубине души не считает их какими-то вопиющими: «Меня строго воспитывали и ничего, человеком вырос».
Бывает, что ребенка не просто строго воспитывали, а били, издевались, и при этом он говорит, что благодарен родителям: «Да, били, но для моего же блага, а то окончил бы жизнь на помойке!» Тогда мы говорим об идентификации с агрессором. Если протестовать себе дороже, если опасно даже сказать «со мной так нельзя», психика выбирает модель «со мной так можно».
Следствие - депрессия и ненависть к себе во взрослом возрасте. Потому что если «с тобой так можно», то значит, ты чудовище. Это самый тяжелый вид депрессии, поскольку касается очень раннего опыта, 2–5 лет.
Люди не меняются
«Может ли авторитарный жестокий отец стать нежным дедом?» - спрашивают меня на консультациях обеспокоенные родственники. Приходится развеивать иллюзии. Потому что это обманчивая нежность, по сути - та же сентиментальность. У человека меньше сил плюс с внуками не нужно бороться за власть. Важное примечание - пока они маленькие.
Когда же внуки подрастут и смогут сказать хоть слово против, всю нежность словно корова языком слижет. Прежде чем оставлять собственных детей с матерью и отцом, которые унижали и обижали вас, сто раз подумайте.
Исключение - если человек раскаялся и прямым текстом сказал, что был неправ, сожалеет и хочет исправиться. Такое редко, но бывает.
Но, к сожалению, жертвы жестокого отношения часто оставляют детей с теми же самыми мамами и папами, которые их уничтожали, словно в надежде все переиграть.
Бывают даже ужасные истории, когда взрослые дочери привозили девочек к отцам, которые совершали сексуальное насилие.
И дети, которых обижали, не смеют даже в зрелом возрасте осудить родителей, уверяя, что «мать (отец) - это святое». Речь идет, конечно, не о всепрощающей любви, а скорее, о хтоническом ужасе перед всепоглощающей властью, где невозможно даже усомниться в непогрешимости и величии образа. Примерно так же выглядит любовь к родине в тоталитарном государстве: не смей даже сомневаться, что она неидеальна.
Катерина Демина, детский психолог