Легко ли быть русским в Латвии

Кто мы такие

Кто такие латвийские русские, очевидно: это те жители Латвии разного этнического происхождения, которые в быту говорят преимущественно по—русски и потребляют преимущественно русскую культуру.

Если мы хотим перейти от латвийских русских к русской общине, то надо ввести еще два критерия, относящихся к прошлому и будущему. Во—первых, успехи и беды России в прошлом должны восприниматься как победы и трагедии своего народа, а не чужого. Во—вторых, эти люди должны стремиться к тому, чтобы их потомки в обозримой перспективе (хотя бы дети и внуки) тоже оставались русскими и к ним был бы применим исходный критерий. И вот первый важный вывод. Оба дополнительных критерия очень мало сужают круг латвийских русских. О первом свидетельствует хотя бы широкое празднование 9 Мая, о втором — массовое голосование на референдуме за русский язык и традиционная поддержка на выборах партий, опирающихся именно за русские голоса.

Поэтому в своих рассуждениях мы можем смело пренебречь «латышами русского происхождения» — теми людьми, для которых привычка общаться по—русски не определяет мировоззрения и которые не чувствуют себя звеном цепочки, проходящей из прошлого в будущее. На этом допущении мы теряем очень мало — не больше 10% людей с родным русским.

Колонизаторов никто не любит

А теперь о нашем пути в Латвию. Вся история человечества — это история того, как более развитая цивилизация пытается распространить свое влияние на менее развитую, завоевывая ее территорию и отправляя на нее своих колонистов. Бывало по—разному — вот когда—то арабы завоевали Испанию. Но во втором тысячелетии нашей эры тенденция была однозначной: европейцы завоевывали территории и населяли их проводниками своего влияния. Поэтому не надо стесняться того, что мы в Латвии — колонисты. Американцы и австралийцы не стесняются — а чем мы хуже? И важно развеять два мифа. Первый — о древнем славянском населении территории Латвии — всяких вендах и тому подобном. Есть ли хоть один современный латвиец, который может заявить о своем вендском происхождении? А раз таких нет, то нет и связи. Второй миф — это староверы. Да, часть из них была не пехотинцами империи, а беженцами из нее: они уезжали от российских гонений в более свободную Польшу XVIII века, и уже с ее обломками остались в Латвии. Но они сегодня полностью ассимилированы в латвийской русской среде, голосуют как все прочие русские и живут их проблемами. То же самое касается подавляющего большинства латвийских русскоязычных евреев и поляков, не говоря уж о белорусах и украинцах.

Быть колонистами — это очень по—европейски. Россия ничем не выделяется из ряда крупнейших держав нашего континента. Великобритания, Франция, Испания, Португалия действовали точно так же, превращая военное могущество в новые территории.

Но вот что важно: колонистами можно жить не так уж долго. Есть две тенденции: колонизаторы либо полностью подчиняют себе туземцев (Америка, Австралия, в случае России — Сибирь), либо метрополия не способна создать крупные колонии (Африка, Азия, в случае России — Закавказье и Средняя Азия). При этом колонисты первого типа относительно быстро теряют чувство принадлежности к метрополии и добиваются освобождения от нее. Здесь Россия — приятное исключение, потому что никаких сепаратистских тенденций в Сибири нет. Судьба колонистов второго типа печальнее: в колониях побеждает национально—освободительное движение, и пришельцы в панике покидают свои дома.

Венгры в меньшинстве

Вот здесь русские не избежали общей трагедии, их доля в населении стран Средней Азии и Закавказья сокращается драматически, а политическое влияние отсутствует. Особенно печален прецедент Чечни: Россия выиграла войну, но русских практически там не осталось. В том числе и на левобережье Терека и в Грозном, где они составляли явное большинство. Очень характерна судьба предыдущих колонизаторов Латвии — балтийских немцев. Они пришли сюда за 670 лет до того, как на карте мира появилось государство Германия. И еще через неполных 70 лет почти поголовно ушли на родину по призыву ее лидера. Что особенно глупо, потому что спустя год—полтора немецкая армия снова завоевала Латвию. Но так уж у них в Европе принято. Попробуем вспомнить места, где бывшие колонизаторы пытались избежать участи беженцев. На ум приходит разве что Зимбабве — бывшая Южная Родезия. Сопротивления хватило только на несколько десятков лет, зимбабвийцы предпочли разрушить процветающую страну, но избавиться от англичан. Да, кое—где в просвещенной Европе остались небольшие колонии: шведы в Финляндии, австрийцы в Италии. Но это — компактно проживающие на окраине страны группы людей, вполне довольных тем, что составляют большинство на Аландах или в Южном Тироле, и мало вмешивающихся в общегосударственную повестку. Единственная европейская нация, сопротивляющаяся давлению освободившихся от империи туземцев — это венгры. На Украине, в Румынии, Словакии, Сербии они организуются политически, ведут борьбу за права и опираются на безусловную помощь метрополии. Думаю, с этим как—то связан тот факт, что Венгрия становится изгоем в современной Европе, хотя упрекают ее совсем в других прегрешениях. Особенно интересна ситуация на Украине. При всей расколотости ее политикума вплоть до 2014 года там никак не проявлялось русское движение. Даже в Крыму партия нынешнего премьера Аксенова получала считанные проценты голосов. Русские в основном голосовали за одни партии, украинцы за другие — но борьба шла за власть в стране в целом, что привело Донбасс к катастрофе.

Часто приходится сталкиваться с недоумением — как много в украинской политике людей с родным русским языком, яростно ненавидящих Россию и готовых воевать с нею. А вспомним, как боролись за независимость колонии в Америке. В Северной Америке туземцы были уничтожены почти полностью, и потомки колонистов прошлых веков воевали с метрополией. А вот в Южной и Центральной Америке колонисты ввели в свою среду местных, смешались с ними. И в войнах за независимость с испанцами участвовали жители Южной Америки смешанного происхождения. Примерно то же происходит в современной Украине. Очень злобный министр иностранных дел Павел Климкин — уроженец Курска и выпускник престижного московского вуза. Это всего лишь современная реинкарнация лидера южноамериканских повстанцев Симона Боливара, получившего образование в Испании.

«Общий дом» только для своих

Россия нас не понимает именно потому, что она — европейская страна. Не случайно все тамошние разговоры о дискриминации русских приходят к тому, что надо способствовать переселению угнетаемых в Россию. Простая мысль о том, что надо поддерживать политическую борьбу за права в стране проживания, там чужда. И потому что идея прав человека вообще не доминирует в российском политикуме, и потому что процесс распада империй россияне видят так же, как весь прочий мир. Кстати, только что в Латвии рухнула очень популярная в русской среде политическая идея, которая опиралась на непонимание процессов национального освобождения. Партия «Согласие» с параноидальным упорством настаивала на двух иллюзиях: во—первых, надо обязательно объединиться русским и латышам, во—вторых, надо обязательно прийти к власти. Это типично боливарианская идея: мы не колонисты и не туземцы, мы — креолы. И нам нужна своя страна — не испанская и не индейская, а просто Венесуэла или Аргентина — где нам выпало жить. Такая стратегия может сработать, пока идет борьба с империей — «за нашу и вашу свободу». Как только империя терпит поражение, начинается дискриминация. Унизительным и политически бессмысленным отстранением от должности мэра Риги самого популярного русского политика латвийские правители, похоже, добили идею «Латвия — наш общий дом» окончательно.

«Общий дом» может получиться, когда колонизаторы подчиняют себе туземцев. Если же местные жители решили основать национальное государство, то они будут стараться выдворить или ассимилировать бывших господ. И вот уже упомянутый Климкин публично никогда не говорит на родном русском языке. Осталось сформулировать вывод. Парадокс положения русских Латвии заключается в том, что они внешне ведут себя по—европейски: политически сорганизовались, добиваются своих целей с помощью общепринятых в Европе понятий прав человека и прав национальных меньшинств. Но при этом не встречают понимания, потому что практическая европейская традиция решения вопросов бывших империй и их колоний совершенно иная. Все вышеизложенное отнюдь не означает, что нельзя найти в мировой истории подходящий нам опыт успешного противостояния дискриминации. Но искать его надо не в европейской политической традиции. Продолжение — в среду, 24 апреля

Александр ГИЛЬМАН.