Музейные тайны: балтийский дуб и голландский Ренессанс

В курземских лесах

Для этого работавшие по проекту сотрудники музея во главе с директором ЛНХМ Марой Лаце и руководителем музея «Рижская биржа» Дайгой Упениеце, как и немногочисленные журналисты, отправились автобусом в окрестности Талси.

Презентация книги, которая прошла на опушке густого курземского леса, в Центре коммуникации исследователей леса AS Latvijas meži и междисциплинарного научного Института лесного хозяйства Silava — Mežmāja — стала венцом проекта, который длился почти 20 лет. Теоретики, ученые и практики лесной отрасли нашей экономики из этих двух организаций стали его участниками.

Зная предысторию, понимаешь, почему во вновь изданном томе наряду с роскошным и подробным каталогом репродукций хранящихся в ЛНХМ шедевров голландского Ренессанса конца XVI — середины XVII века, написанных на дереве (это часть собрания), есть статьи ученых—дендрологов, историков и философов, ставших его соавторами.

Босх или не Босх?

Открывает издание подробная и глубокая искусствоведческая статья куратора проекта «Балтийские дубы» Дайги Упениеце «Коллекция голландской и фламандской живописи в собрании музея „Рижская биржа“ (ЛНХМ). Характер и история ее формирования».

Ровно год назад широкой публике показали значительную часть этой коллекции в музее «Рижская биржа». Выставка «Балтийские дубы» хранила и в названии, и в содержании интригу. Какую, поясняет Дайга Упениеце:

— Толчком к началу работы, которая завершилась изданием этого тома, стало одно событие — четыре-пять лет назад я побывала на конгрессе музейщиков в мадридском «Прадо». Там говорили о картинах Иеронима Босха. Очень долго и жарко спорили, обсуждали, можно ли считать одну из представленных работ подлинным Босхом. Кто-то говорил — посмотрите на эту деталь, другой — посмотрите на ту. Пока не пришел один искусствовед, ученый, и не сказал, что сделал дендрохронологический анализ. И смотрите, огорошил он собравшихся: вот это дерево, что на обратной стороне картины, разное. Одно — с того времени, когда творил Иероним Босх, а второе росло позже, уже после смерти художника. И все, не осталось никаких вопросов!

Я тогда заинтересовалась этой информацией, потому что очень долго работала над атрибуцией нашей голландской коллекции — что действительно написано тем или иным художником, а что ему приписывают в каталогах. Стала изучать работы, привлекая ученых, занимающихся дендрохронологией.

Узнала, что все крупные музеи Европы дендрохронологические анализы давно делают, производят инвентаризацию, какое и откуда, какого возраста дерево пошло на основу картины или на ее раму. Среди таких музеев и Национальная галерея в Лондоне, и Государственный художественный музей Нидерландов. И оказалось, что в тех работах, которые сделаны на доске, особенно XVI — первой половины XVII вв., использован дуб. И если смотреть, какой дуб, то 85-90 процентов древесины, согласно исследованиям европейской коллекции этой живописи — это балтийские дубы. Сначала можно было бы подумать, что это деревья, выросшие в трех наших балтийских республиках, но в дендрохронологии считается, что сюда включена еще и территория Польши.

Чьи дубы?

И тогда нам все это стало очень интересно, и мы стали делать дендрохронологический анализ своей голландской коллекции, и среди шести работ, которые мы отобрали для исследования, пять, как оказалось, написаны на балтийском дубе.

То есть и в нашей коллекции присутствует балтийский дуб! Но хотелось узнать подробнее, только ли наши это, прибалтийские дубы, или польские тоже есть.

Обратились в институт «Силава», и там начали изучать ДНК дубов, которые растут у нас. Потому что исторически у нас два сорта дубов — так называемые восточный и западный. В Курземе это больше западный и немного восточный, а в Видземе это точно восточный. Оказалось, что самая главная работа, которая на обложке нашей книги и на всех каталогах прошедшей год назад выставки — символ проекта, «Речной пейзаж» гениального пейзажиста Саломона ван Рейсдала, сделана из восточного дуба, который вырос у нас. Это точно не польский дуб, потому что в Польше таких нет.

Сегодня мы выехали из Риги посмотреть, как выглядит настоящий лес, как растут в нем дубы, потому что одно дело — знать все это в теории, а другое — походить по роще вместе с учеными. Смотришь и думаешь — может, вот такой дуб пошел на ту или иную картину, а может, другой.

Сначала это был международный проект, потому что мы работали с Голландией, с Институтом искусствоведения в Гааге, — этому плодотворному сотрудничеству уже 20 лет. Вместе с голландскими искусствоведами и учеными тщательно, работу за работой, пересматривали и изучали нашу коллекцию и делали атрибуцию. Это долгая и очень кропотливая работа. Изучали написанные и на холсте, и на дереве картины.

Поэтому сегодня у нас очень большой день — мы заканчиваем работу, которая длилась 20 лет. Последние года три мы занимались дендрохронологией по ДНК деревьев.

Среди наших коллег в Европе есть ученые, которые собирают базу данных по древесной основе картин со всего континента — наши научные данные и выводы по дендрохронологии пойдут в их копилку. Они сейчас получат их, и у них будет небольшой шок... Ведь латвийские ученые подтвердили, что в значительной мере использовались именно наши дубы.

Лучшая древесина

Соавторы тома были в нашей «экспедиции», поясняя во время лесной прогулки содержание своих статей и не только. Об экспорте лесоматериалов с территории, где сейчас располагается Латвия, в Нидерланды в XVI–XVII веках написал ассоциированный профессор историко—философского факультета ЛУ, доктор истории Андрис Шне.

Дендрохронологическую идентификацию материалов картин, написанных на дереве голландскими и фламандскими мастерами, провел ведущий исследователь дендрологической лаборатории Института истории ЛУ доктор биологии Марис Зунде. А исследование ДНК основы голландских картин, окончательно прояснившее положение, сделал ведущий ученый Латвийского государственного междисциплинарного института «Силава» доктор биологии Дайнис Эдгар Рунгис.

Почему так любили мастера голландского Возрождения наши дубы? Ученые поясняли, что благодаря нашему не самому благоприятному климату наши дубы растут медленно, поэтому они прочные, годовые кольца четкие и древесина у них хорошо структурирована. Поэтому и краска на такую основу ложится хорошо, как следует пропитывая волокна по всему объему.

Кстати, на самом деле наши лесные дубы не очень высокие: тот красавец, который был изображен на пятилатовой купюре, вырос в поле — в совсем других условиях.

Ученые сделали экскурс и в прошлое наших лесов — когда в наших пределах закончился ледниковый период, на нашей территории стали появляться восточные и западные дубы. Первые распространялись переносимыми ветром семенами (желудями), и не только, примерно с территории нынешней Белоруссии, а вторые — из Словакии и Польши, с Карпат и Татр. Так вот начнешь изучать старинные картины — и поймешь, что все мы связаны незримыми нитями...

— Вся эта история, ставшая таким серьезным проектом, поначалу казалась красивой легендой, — подытожила директор ЛНХМ Мара Лаце. — Но в ходе кропотливых исследований в содружестве с геологами, дендрологами, историками, музейщиками оказалось, что это исторический факт.

Наталья ЛЕБЕДЕВА.