Одним миром мазаны
Рок—музыкант, певец, бас—гитарист, автор песен и альбомов, участник культовой группы «Парк Горького», обладатель многочисленных профессиональных премий, гражданских и церковных наград, с удовольствием пообщался с журналистами, приехавшими в Витебск из разных стран. И, конечно, выступил на заключительном концерте фестиваля.
— Сколько раз приезжаю сюда, не могу надивиться вашей чистоте! — восхищался Александр белорусским Витебском. — Наверное, вы с утра начинаете заниматься уборкой.
«Славянский базар» — это шаг к нашей прежней большой стране, мы непременно будем вместе — Россия, Украина, Белоруссия. Когда едешь сюда из Москвы, никто не будит ночью в поезде и не роется в твоих чемоданах. Союзное славянское государство— это здорово!
Мы все одним миром мазаны, поэтому, надеюсь, все—таки здравый смысл возьмет верх. Когда мы могли раньше себе представить, что на Украине такое будет?..
Самолёты и музыка
А о том, почему сменил штурвал самолета на бас—гитару, музыкант говорит так:
— В двух словах не расскажешь. Учился в музыкальной школе по классу фортепиано, гитару освоил самостоятельно. Видимо, музыка во мне побеждала всегда, я всегда организовывал какие—то группы. Впервые выступил на танцплощадке в маленьком городке, где жили мои бабушка с дедушкой, друзья. Я приезжал к ним на каникулах и тогда первый раз заработал 80 рублей. Принес бабушке, она взяла и заплакала. У нее меньше пенсия была. С этого все и началось.
Мой отец был военным летчиком, инструктором, командиром учебной эскадрильи. Вырос я возле военного аэродрома на юге России, засыпал под гул самолетов. И, когда мы переехали в другой полк, расположенный далеко от аэродрома, не мог заснуть — там было слишком тихо!
У меня не было сомнений — я поступил в Ставропольское высшее военно—авиационное училище летчиков и штурманов по специальности «штурман боевого управления».
Но уже перейдя на третий курс, решил все же окончательно уйти в музыку. Меня увещевали — мол, как же так, государство на тебя два года деньги тратило! Тем более учился я неплохо. Уйти было тяжело... В училище я создал вокально—инструментальный коллектив, с которым мы приезжали выступать в Ставрополь — еще и поэтому не хотели меня отпускать. Но так случилось, что ушел.
После того как я долгое время побыл на гражданке, авиацией увлекся еще сильнее. Переехав в Москву работать музыкантом, стал летать, если была возможность — в Подмосковье, где были самолеты, летал на Як—18, налетал почти 100 часов в воздухе.
В общем, авиация и музыка — две вещи, благодаря которым я живу. И они меня очень поддерживают и очень сильно помогают в жизни.
Мой отец ушел в 2001 году, в 69 лет, и многого не знал обо мне. Когда я исполняю песню из альбома «Батя», написанную о нем, мне кажется, что он где—то рядом. У меня с ним постоянная связь — она была в детстве, юности, осталась и сейчас. На каком—то непонятном для меня уровне. Думаю, он счастлив, что я все—таки продолжил его дело.
Одно время клеил модели самолетов, но уже давно перестал — на это просто не хватает времени. Кроме того что занимаюсь творчеством, у меня есть бизнес, который требует много внимания. Самолетиков у меня больше 30 штук, но мой кот периодически ломает их — порой нет времени, чтобы собрать их снова.
Отцы и дети
— Мой сын Артем сейчас записывает сольную пластинку. Он долго не мог понять, что ему делать в этой жизни, куда двигаться, в какую сторону. И даже САМ попросился в армию — чему я был несказанно рад, потому что мне всегда говорили: «Ну ты—то сына отмажешь». А вот нет! Он сам попросился, попал в спецназ, в очень серьезную часть.
После армии он долго не понимал, что ему делать, стал писать стихи. Но мои и его стихи — это разные вещи. Я у него спрашиваю, ну как ты мог ТАК написать. А он: «Ты ничего не понимаешь, ты старый». Действительно, не хочу брюзжать, вспоминая себя.
Когда папа мой был жив—здоров, молодой, бодрый и полон сил, я слушал запоем, как и многие мои ровесники, рок—оперу «Иисус Христос—суперзвезда», записи Deep Purple. Если я не успевал выключить громкость, он подходил и укорял: «Ну что ты слушаешь?» А потом, когда в 1989—м мы приехали в Москву и выступали с группой «Парк Горького» на стадионе им. Ленина с такими монстрами, как Оззи Осборн, группа Scorpions, Джон Бон Джови, батя приехал в Москву и побывал на концерте. Говорил мне после: «Чего ты мне раньше ничего не сказал? Это же музыка для летчика—истребителя!». А я отвечаю: «Видишь, а ты на меня орал — выключи музыку, сделай тише».
Поэтому стараюсь быть с сыном очень адекватным, прощаю ему те вещи, с которыми в корне не согласен — но, видимо, время диктует свое, и нужно понимать молодых, они немного другие.
Генерал уступил Маршалу
Подлинная фамилия Александра — Миньков. А как появился Маршал?
— У меня рост 1,94 м, сейчас, правда, стал 1,92 — вниз расту. Я стоял первым в школе на физкультуре, как и в военном училище первым в строю, и меня называли Маршалом.
И когда встал вопрос о моей сольной карьере, решили не использовать мою подлинную фамилию, потому что она оканчивается на «—ов», а с такими фамилиями — пол—России. Решили , что Маршал — звучно и красиво.
— Какие—то истории, связанные с этим артистическим псевдонимом, случались?
— Их миллион! Помню, когда мы с Иосифом Давыдовичем Кобзоном прилетели в Чечню во второй раз — там еще шли военные действия — оказались на аэродроме в одно время с генералом армии Владимиром Сергеевичем Михайловым, в то время главкомом ВВС России. Прилетели — там оркестр на летном поле. Несем свои сумочки на выход. А мне ребята говорят: «Саша, подожди, тут генерала встречают». А Михайлов услышал и говорит мне: «Я генерал, а ты маршал — иди первым». Это всегда не выходило за рамки шуток.
— Как вы считаете, молодым сегодня легко пробиться?
— Пробиться всегда нелегко. А что касается шоу—бизнеса, то это вообще такой вид человеческой деятельности, который, кроме таланта и харизмы, подразумевает еще и немалые деньги. Думаю, что сейчас, чтобы кого—то раскрутить, нужны очень большие деньги. Ну и, конечно, удача, как говорят американцы — оказаться в нужное время в нужном месте.
Америка: там всё другое
— Представьте — 1987—й, «Парк Горького» впервые попал на гастроли по США. А я был невыездной даже в Болгарию. Потому что в Венгрии в свое время что—то ляпнул не то. А тут — Америка! И крышу снесло.
Мы подписали в США контракт — просто в нужное время оказались в нужном месте. Горбачев, перестройка, русские надписи, шапки—ушанки — мы на этом строили свой имидж. И плюс группа, которая неплохо играет тяжелую музыку, хард—рок.
Мы там пели только по—английски — наш менеджмент настоял, хотел на нас заработать. А легендарные «Песняры», приехав в Америку, пели только на русском и на белорусском. Это мой любимейший коллектив — меня даже чуть не взяли туда. Вот 50 лет свои они отметили в Витебске — как жаль, что без Мулявина! Ребята всегда обижались, что в книгах о советской рок—музыке их не упоминают...
Моя дочка от первого брака Полина живет в Америке, окончила колледж по программированию, но по специальности не работает. Ее туда увезли совсем маленькой. Она другой человек. Там все совсем другое, в Америке.
О горячих точках
— В России, да и в Латвии, развито поисковое дело. Это благородная миссия — возвращать имена героев. Вам не хотелось бы написать песню, посвященную этим людям? Участвуете ли в «Бессмертном полку»? Понятно, и в горячих точках бываете...
— Да участвовал в «Бессмертном полку» один раз, а больше не получилось — не совпадал гастрольный график с мероприятием. Поисковая работа — очень интересная тема, я об этом думал, и у меня есть знакомые ребята, которые этим занимаются. Считаю, что это благороднейшее дело.
Как ужасно звучит — пропал без вести! Когда родственники не знают, что случилось с их отцом, братом, дедом. И когда находятся останки, солдатский медальон, а если еще и адрес, и имя... Я об этом думал, но чтобы что—то написать в подобном стиле, мне необходимо окунуться с головой в тему.
Всегда участвую в фестивалях армейской и патриотической песни. У меня есть целый цикл песен о Великой Отечественной войне, особенно о летчиках.
Я понимал: чтобы петь о горячих точках, я должен там побывать. И в воюющей Чечене бывал не раз, а в Сирии мы выступали на взлетно—посадочной полосе, где в нескольких десятках метрах от нас на взлет шел самолет. Писать о события в горячих точках в стиле рок — как—то недостойно, нужно что—то другое...
У меня не получается, как у Владимира Семеновича Высоцкого, который не тонул в подводной лодке, не горел в истребителе, но об этом потрясающе писал. А я у его сына Никиты спросил — как у отца было? Он отвечает — бывали случаи, когда он специально напрашивался в компанию к ветеранам—пилотам, они сидели, вспоминали, а он, как губка, все впитывал. Но в нашей современной действительности нужно там побывать.
Чтобы окунуться в тему с головой, нужно побывать и на каких—то раскопках — когда танк или самолет вытаскивают из болота. Вот тут—то и придет вдохновение. Просто так, по рассказам, я это сделать не могу.
«Врагу не пожелаю...»
— Ваша гражданская позиция совершенно прозрачна. Много ли у вас единомышленников, трудно ли вам проводить свою линию — и в творчестве, и в поведении, в общении, с друзьями? Много ли тех, кто вас понимает?
— У меня пару лет назад был тур по Литве, Латвии и Эстонии. Проехали на автобусе с ребятами три страны. Я такого приема в жизни своей не припомню! В России нас принимают всегда хорошо, но как принимают в Прибалтике — это нечто особенное!
Простые люди тут ни при чем — в этой дележке по национальным квартирам много непонятного. А что касается Украины, мои родители после демобилизации отца поменяли квартиру на Киев. Они хотели в этот большой город после маленьких гарнизонных городков. Я там никогда не жил — приезжал к родителям в гости, на гастроли много раз, выступал. Мне это все знакомо, и Украину я люблю так же, как Россию, никогда не делал различий между Россией и Украиной. Потом, спустя время, когда все завертелось и закрутилось, я попал в так называемые «черные» списки нынешней украинской власти.
Когда в 2001—м ушел отец, я его хоронил, а когда три года назад, 9 мая, в три часа ночи ушла мама, я понимал, что поехать не смогу. Позвонил своим друзьям в Киев, совершенно адекватным, нормальным людям, попросил подстраховать в аэропорту, понимая, чем все это грозит. Они созвонились с СБУ, а там сказали — нет, лучше не надо ему приезжать — совершенно непредсказуемо, чем это может обернуться.
И друзья сказали: «Не волнуйся, мы все сделаем». И они кремировали маму и прислали мне урну с ее прахом. Эксгумировали отца, кремировали и прислали урну. Год назад ушла моя сестра, и они сделали точно так же. Теперь все мои родные со мной...
У меня подкатывает ком к горлу — вы понимаете, до чего мы дожили! Я даже тем, кто этим всем занимается, не желаю такого. Хотя они мои личные враги, но я им не желаю, чтобы у них это случилось.
И все же надеюсь, что здравый смысл восторжествует... Тем более что единомышленники мои — вся Россия, за исключением кучки каких—то отщепенцев.
У меня есть черный кошак, которого зовут Тимка. Это уникальная история! У моей мамы был черный, с белым пузиком кот, которого звали Тима. Когда мама ушла, он пережил ее на год, и тоже умер 9 мая в 3 часа ночи. А 14 июня я у себя дома спускаюсь по лестнице, слышу — у меня на веранде кто—то кричит. Оказывается, маленький черный котенок. Вот уже несколько лет живет со мной. Назвал его так же. Мурашки по коже.
«Мне нравится быть разным»
Он такой разный, этот Маршал... Пишет стихи и поет такие разные песни разных жанров!
— Я не сказал бы, что это жанры, это жизнь. И я один из тех счастливейших людей, которым Господь дал петь в разных стилях. Не только орать высокие ноты, а спеть какую—то песню в стиле шансон, и это уже другое направление.
У меня обычно концерт состоит из блоков, куда входит и «Парк Горького», и шансон, и о войне блоки, о мире, о любви. Мне это нравится — быть разным. В «Парке Горького» это как раз и было — мне приходилось два часа орать так, что глаза на лоб вылезали. Потом все наши уходят тусоваться, на прием какой—нибудь, а я иду в номер гостиницы, потому что мне нужно восстановиться. Развожу бутылку пива горячей водой и восстанавливаю связки.
Быть всегда одинаковым — это скучно. Тем более с возрастом орать становится все тяжелее. Еще и поэтому у меня разные стили.
Не было бы счастья...
Хорошую физическую форму постоянно выступающему 62—летнему певцу помогает поддерживать, как он сам говорит, хорошая русская пословица: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
— У меня — не знаю, отчего, не падал, не подрывался со штангой — вылезла грыжа между третьим и четвертым позвонком. И один из осколков позвонка стал давить на нервный корешок, у меня отнималась нога, дикая боль. А нужно было ездить, работать, петь. Позвонил Малышевой, рассказал о проблеме. Она посоветовала ехать в Германию. А потом вдруг как закричит: «Никакой Германии, доктор Цугаев, 67—я московская клиника!»
Тот показал мне снимок — вот твой нервный корешок, а вот осколок позвонка, который на него давит. И у тебя этот нерв со временем отомрет. С палочкой будешь ходить? «Нет конечно!» — отвечаю. «Тогда операция» — безапелляционно. Три часа длилась, искуственный имплант вставили. Все прошло успешно, но доктор сказал: «Если ты не будешь заниматься специальными упражнениями, будешь постоянно моим пациентом».
И вот каждый день уже три года я делаю «планку», отжимаюсь от пола. Упорно сопротивляюсь притяжению земли. Без упражнений я из дому не выхожу.
Иногда читаю такие вещи о себе, которые и представить невозможно. Когда до меня доходит что—то из желтой прессы, я отношусь к этому философски, считая, что каждый зарабатывает, как может. Ну есть такие журналисты, которые не могут зарабатывать по—другому.
Единственное, нельзя зарабатывать воровством, убийством.
Я—то знаю, что этого ничего нет. И мои близкие, и близкое окружение. Пишите что хотите, пожалуйста. Но все—таки в пределах разумного.
«Тёмные силы не спят»
Коллега из Израиля поинтересовалась — что для Маршала означает ее страна, где он не раз гастролировал?
— Во—первых, поскольку я христианин, это Храм Гроба Господня. Это Стена плача. Святая Земля — самое святое место на планете. И, конечно, на этой земле все трудное и тяжелое будет постоянно происходить, потому что темные силы не спят. Хотят, чтобы это все шевелилось, кипело, чтобы народ страдал.
Но у меня впечатления об Израиле как о благодатной стране. Общался там с военными летчиками, с девушками, у которых автомат в руках больше, чем они сами ростом. Совершенно милые люди. И то, что за 24 часа вся страна встанет, ставлю в пример нашим ребятам.
Боеготовность какая!
Но я сейчас с благословения минобороны России езжу по нашим воинским частям и вижу, что у нас боеготовность и техника — на высочайшем уровне. Поэтому лучше с нами не начинать никаких единоборств...
Поинтересовались тем, когда Александр Витальевич напишет книгу. А он только рукой махнул: «Мне так много есть о чем писать в стихотворной форме, что книга...»
И еще раз поблагодарил Витебск:
— Запоминается здесь главное — прием зрителей, их тепло, добродушие. Первый раз, когда я приехал сюда, нас не подвезли к сцене Летнего амфитеатра, а надо было идти через зрительские ряды. И это было настолько приятно! Все оборачивались, аплодировали, обнимали. Это говорит о том, что мы и они — единое целое, нас нельзя разъединить.
Досье
«Парк Горького» (Gorky Park)— советская и российская рок—группа, созданная в 1987 году в Москве в Центре Стаса Намина. В конце 80—х годов завоевала популярность в США.
В оригинальном составе существовала 3,5 года и выпустила альбом Gorky Park, который вошел в «Топ—15» на американском MTV и в хит—парад Billboard 200, сделав группу всемирно известной.
Одной из самых известных песен группы стала композиция Moscow Calling, которая впервые прозвучала в 1992 году. Пластинка с этой песней сумела завоевать немалую популярность, разошедшись в мире тиражом в полмиллиона копий. Бешеную популярность диск получил в Дании, получив там платиновый статус.
Наталья ЛЕБЕДЕВА.
