В июле Следственный комитет возбудил уголовное дело о халатности в отношении сотрудников московской соцзащиты — органы опеки обвинили в том, что они допустили проживание двух мальчиков в однополой семье. О факте, что дети воспитываются двумя папами, стало известно случайно, когда один из детей попал в больницу с подозрением на аппендицит. Откуда ни возьмись появилась версия, что мальчик подвергался насилию, которая не нашла подтверждения. В квартиру супругов и их родителей вломились с обысками, ребенка подвергли не самой приятной процедуре освидетельствования. Из-за преследования со стороны правоохранительных органов семья была вынуждена уехать из России — ради безопасности детей. О том, что сейчас с ними происходит, «МК» рассказали правозащитники.
Вернуться в Россию семья, в которой воспитываются два приёмных сына, пока не может. У мужчин нет никакой уверенности, что по возвращении детей не отберут и они не окажутся снова в приюте. Как показывает опыт последних лет, если государство изымает детей, вернуть их в семью практически невозможно, даже если закон на твоей стороне и дело сфальсифицировано.
Пара обратилась за помощью к правозащитникам в Москве и Санкт-Петербурге, которые сейчас осуществляют их юридическую защиту. Мужчинам обвинение не предъявлено, дело возбуждено только против опеки. Тем не менее это не помешало сотрудникам силовых структур в нарушение закона провести обыски в квартире, где семья проживала до последних событий. Домой нагрянули ранним утром, взломав входную дверь. Защита убеждена, что сам факт подобных обысков — ни что иное, как попытка давления на однополую пару с тем, чтобы забрать у неё детей.
К слову, все предыдущие годы контролирующие организации регулярно навещали семью и не выявляли никаких нарушений. Сегодня для родителей главное — сохранить семью и создать безопасное пространство для ребят.
Правозащитники из Московской ЛГБТ-инициативной группы «Стимул» взяли у пары интервью, которое «МК» публикует с их разрешения. Андрей Ваганов и Евгений Ерофеев официально женаты — они оформили брак в Дании. По российским законам, именно Андрей является приемным родителем обоих сыновей — Юры и Дениса, которым сейчас 12 и 13 лет.
— Расскажите, как вы познакомились? Когда решили, что хотите жить семейной жизнью и завести детей?
Андрей:
— Знакомство у нас получилось поэтапным. Женя посещал мои лекции, потом нашёл меня в ICQ, мы три-четыре года изредка обменивались сообщениями. А потом как-то, когда Женя уже закончил учёбу, я пригласил его в гости на ужин. Он приехал и остался. Скоро десять лет как живём вместе. Когда мы съехались, я уже был кандидатом в усыновители.
Евгений:
— Андрей был лучшим преподавателям в университете для меня, я специально ходил на его лекции. Потом заехал к нему в гости, и с тех пор мы вместе. Андрей рассказал, что хочет иметь детей, мне тогда было 22, но новость меня обрадовала, всегда хотел иметь семью.
— Как происходил процесс усыновления? Были ли сложности с этим?
Андрей:
— Если говорить о юридической стороне вопроса, то усыновление — это относительно просто. Сама процедура чётко регламентирована, и в то время (в 2010 и 2012 годах) не допускала вольных трактовок критериев, которым должен соответствовать кандидат в усыновители. Поэтому я просто приходил в опеку, брал перечень необходимых для усыновления документов и шёл собирать бумаги. На всё уходило 3-4 недели, из которых дольше всего (около месяца) нужно было ждать справки об отсутствии судимости.
Ещё приходилось побегать по врачам, собирая заключения всех диспансеров, терапевта, инфекциониста и так далее, но это тоже было не сложно, и мне везде был «зелёный свет»: когда в медицинских учреждениях узнавали, что я хочу усыновлять, меня за руку без очереди водили по кабинетам.
Сейчас, как я слышал, появились дополнительные требования. Например, прохождение Школы приёмных родителей. Не знаю, как это организовано.
— Чем дети увлекаются, как проводят время? Как складывалось у детей общение со сверстниками и другими родственниками? Есть ли сложности у детей в связи с тем, что приходится не говорить иногда, что с двумя папами живут; переживают ли об этом?
Евгений:
— Дети ничем не отличаются от подростков их возраста: любят гулять на улице, проводить время со школьными друзьями, много играть в компьютерные игры. Часто друзья детей приходили к нам домой и играли с детьми в их детской. Со сверстниками больших проблем не было, нужно было следить только за поведением Юры, он у нас хулиган. Дети никогда не скрывали, что у них два папы, мы не учили их не говорить об этом. Сейчас столкнулись с обратной стороной этого вопроса. В воспитании детей участвуют все наши родственники: мои родители и родители Андрея особенно.
— Как реагировал персонал в детском саду, школе, в поликлинике на двух пап? Есть ли сложности с тем, что юридически папа только один?
Андрей:
— На двух пап реакции никакой не было. Потому что в правовом, так скажем, поле от имени детей выступал либо я, либо бабушки и няня. Это, не скрою, было травматично для Женьки: он как-то воскликнул, что ему тяжело жить с осознанием, что для собственных детей он — никто.
Хотя, каждое 1 сентября мы шли в школу вчетвером, Женька, мне кажется, переживал за детей больше, чем я.
— Как так получилось, что вы изначально не взяли детей и не уехали из России после закона «О пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних»? Что вас держало в России?
Андрей:
— Непростой вопрос. Скажем так, оставались под давлением обстоятельств.
— Сначала, сразу после принятия этого закона, я стремился к отъезду. Допускал, что есть вероятность проблем в будущем. Но в тот момент не нашёл поддержки у Жени: он делал карьеру, видел чёткие и недалёкие перспективы, а я откровенно говорил, что переезд — это своего рода деклассирование. А потом ситуация зеркально поменялась. У Жени росла тревога за нашу семью и он стал говорить о необходимости уехать из страны. А я старел, дети взрослели — это, как я тогда понимал, снижало наши шансы на успешную адаптацию в новой стране. Короче, инертность и рассинхронизация взглядов на перспективы привели к тому, что мы оставались в России до последнего. Хотя, если честно, ещё лет 7-8 назад мы с Женей решили, что у нас у всех всегда должны быть открыты шенгенские визы.
— Были ли вы готовы к тому, что произошло? Как дети отреагировали на произошедшее? Сейчас с ними все в порядке?
Андрей:
— К такому нельзя быть готовым. Даже если в голове есть «план Б», мне кажется, такие события (тебя обвиняют в надругательстве над собственными детьми, сына подвергают непростой, скажем так, процедуре освидетельствования, домой полиция приходит за детьми, у родителей мужа — обыск и всё идёт по нарастающей) неизбежно шокируют и дезориентируют. Я, например, в день, когда уезжал из страны, был практически не способен принимать решения. Я просто следовал инструкциям Женьки и близких друзей.
Для детей это стало, конечно, потрясением. Крушением их мира: вот у тебя друзья, бабушки-дедушки, дачи-прогулки, собака, велосипед; а потом — ничего, только дорога и жизнь на квартирах друзей в чужой стране. Сейчас, спустя полтора месяца, и Денис, и Юра уже смотрят на произошедшее спокойнее. Меня радует, что у них стало меньше эгоизма (мне хочется в это, во всяком случае, верить), что они стали больше ценить семью и время, которое мы проводим вместе. Они стали более открыты.
— При этом и я, и Женя понимаем, что сыновья испытали огромный стресс, с последствиями которого нам предстоит ещё долго жить.
— В какой момент вы поняли, что пора обращаться в правозащитные организации?
Андрей:
— За консультацией к адвокату я обратился ещё до посещения следователя. Уточнял, каковы могут быть последствия. То, что нам нужна помощь правозащитников, стало очевидно уже на пути из Москвы.
— Каким видите ваше будущее?
Евгений:
— Сейчас пока период ожидания. До начала школы ещё есть время и мы находимся в раздумьях, как нам поступить. Нам хочется вернуться к стандартной простой жизни: работа, учеба, встречи с друзьями. Но смущает последнее высказывания Милонова, что нас нужно вернуть силой. Слова Милонова всегда нужно делить на десять, но он как-никак представитель власти и депутат Госдумы.
Я уверен, что в начале сентября после обсуждения вопроса с нашими адвокатами, мы примем верное решение по тому, как двигаться дальше.