Социальные лифты империи
Библиофил и краевед, член правления Латвийского общества русской культуры Анатолий Ракитянский рассказал, что Иван появился на свет 16 февраля 1865 года в семье рижских староверов – мещан Ферапонта и Марфы Юпатовых. Росший в дружбе с двумя братьями, в 1874 году Ваня окончил Екатерининское уездное училище, получив отличные и хорошие оценки, и продолжил обучение в знаменитой рижской Александровской гимназии, завершившееся золотой медалью. Поступив в Санкт-Петербургский университет, он впервые столкнулся со сложностями – и в 1884 году он уже в Императорском Новороссийском университете в Одессе. Его оканчивает в 1888 году, защищаясь на степень кандидата математических наук – на тему определения времени по звездам. Свидетельство об ученой степени подписано нотариусом Константином Рерихом – отцом знаменитого художника. Женившись на рижанке Наталье Григорьевне Лашковой, Юпатов стал отцом двоих сыновей, пишет латвийская газета «СЕГОДНЯ».
Молодой специалист Юпатов трудился на железных дорогах России – освоил даже специальность машиниста паровоза, на ряде металлургических, машиностроительных предприятий. Ему была назначена солидная для того времени стипендия в 1440 рублей на год. В 1894 году Ивана Ферапонтовича командировали за границу – на ведущие предприятия Германии, в лаборатории Бельгии и Швейцарии, где он к свободному владению немецким добавил и французский.
В 1897 году Юпатов получает классный чин надворного советника и приступает к работе в лаборатории Технологического института, читает там лекции, заслуживая авторитет среди преподавателей и студентов. В 1900 году Иван Ферапонтович получает орден Станислава III cтепени и звание ординарного профессора Варшавского политехнического института. В 1903 году – орден Святой Анны III cтепени. В 1905 году он – статский советник, кавалер Святой Анны II cтепени. До 1908 года Юпатов исполняет обязанности директора Варшавского политехнического института, руководит также его музеем. Затем откомандируется в ректоры Донского университета в Новочеркасск.
После начала Первой мировой войны Юпатов становится чиновником по особым поручениям при министре торговли и промышленности. «Ему досталась непростая доля, - комментирует А. Ракитянский. - Пришлось эвакуировать Варшавский институт в Нижний Новгород, семья оставалась в Новочеркасске.
Вернувшись в Латвию в 1922 году, Юпатов был избран во II сейм по Старообрядческому списку, в 1928 году стал депутатом Рижской думы, возглавлял русский отдел при Министерстве просвещения ЛР. Скончался Иван Ферапонтович в 1944 году в Риге.
«Человек старого закала, консерватор»
Так характеризует Юпатова в мемуарах рижанин Борис Гроссен, выехавший в 1939 году в Германию. По его оценке, Юпатов как мог противодействовал латышскому шовинизму.
После того как в 1919 году только что созданное государство провозгласило автономию образования 9 нацменьшинств, русская школа в Латвии, по словам историка Татьяны Фейгмане, получила новое качество. В школьном департаменте были созданы русский, немецкий, еврейский, польский и белорусский отделы. В их функции входили поддержание качества образования, подготовка учителей, материальное содействие школам. Хотя даже в самые благоприятные для меньшинств 20-е годы количество школ не соответствовало уровню русского населения в стране, все же закон работал.
Первым руководителем русского отдела стала директор женской гимназии Олимпиада Николаевна Лишина, затем ее сменил бывший министр образования при Северо-Западном правительстве Юденича Федор Александрович Эрн. Наконец, в Ригу вернулся Юпатов:
- Он столкнулся с противодействием русских депутатов I сейма – Бочагова и Корецкого, тогда как третий парламентарий, Мелетий Каллистратов, его поддерживал. На короткое время Юпатову пришлось уступить пост Федору Серкову. Он начал конфликт вокруг русского театра в Риге, признавая официальным Камерный театр актрисы Рощиной-Инсаровой, а не Театр русской драмы. В 1925 году съезд русских учителей в Латвии, где собралось более 200 человек, потребовал отставки Серкова. В итоге после выборов недоброжелатели Юпатова сошли с политической сцены, а он возглавлял русский отдел вплоть до улманисовского переворота 1934 года.
- Русский отдел имел право назначения и увольнения учителей совместно с Цензовой комиссией Министерства образования. В 20-е годы число русских средних школ сокращалось – часть перешла в общий или в еврейский отдел. Благодаря Юпатову были открыты средние школы в Лудзе (1926-35) и Яунлатгале-Абрене (1931-36).
Во время экономического кризиса начала 30-х была ликвидирована частная школа Тайловой. Пострадала Ломоносовская рижская гимназия – ее закрыли «из-за недостатка средств» в 1935 году. Русская рижская гимназия пережила все годы и режимы, ныне в ее здании на улице Ленчу находится 10-я средняя школа (в это здание бывшей школы Кронвалда ее перевели во время немецкой оккупации!).
После ликвидации русского отдела за школами надзирал референт Министерства образования Сергей Трофимов. Несмотря на то что он являлся бывшим депутатом сейма, ему пришлось бессильно взирать на медленное умирание русской школы…
Автономия с оговорками
Доктор педагогики, директор рижской 40-й рижской школы Елена Сергеевна Ведищева констатировала, что еще в парламентской республике министр образования Кениньш заставил русский отдел пересмотреть все учебные планы, унифицировав их с латышскими. Финансирование школ нацменьшинств, впрочем, должно было проводиться пропорционально численности различных народностей, определенных переписью населения.
Основное образование в довоенный период составляло 6 классов – в школу шли дети 8 лет. В классах на русском должно быть не менее 30 детей, и понятно, что в некоторых уголках Латвии таковые набрать было невозможно. Латышский преподавали со второго года обучения, историю и географию - с третьего года (до 5-го класса они шли по-русски). Ну а первый учебник истории Латвии на русском был написан Гердой Ланге.
- Посчитали, что русских в Латвии 5%. Но языком семьи русский был значительно больше. И потому русским школам приходилось нелегко – детей училось больше, чем следовало за ними финансирования.
В 1934 году был принят закон, по которому ребенок был обязан учиться в латышской школе, если один из родителей был латышом. В случае, если родители принадлежали к разным нацменьшинствам, право выбора языка предоставлялось отцу. «Практически русское образование получило узкий коридор. До 1934 года в русских школах могли учиться и немцы, и поляки, и евреи – потом это стало невозможным». Если в начале 30-х этнические русские составляли в русских школах 78%, то к концу 30-х – 99%.
В 34 основных русских школах, работавших в 1937/38 учебных годах, не закончило даже 6-летний курс более 20%. Особенно это было актуально для Латгалии, где родители предпочитали, чтобы дети, научившись читать, писать и считать, шли помогать по хозяйству. Проблемой было даже проведение уроков чистописания и рисования – у многих не было ни чернил, ни бумаги, ни красок. Право поступления в среднюю школу получили 50-60%, но этот курс был уже платным – 20 латов в год.
Согласно продемонстрированной Е. Ведищевой таблице, в учебных планах росла доля физического и трудового воспитания, после 1934 года обязательного военного обучения. Обязательным был предмет «Коммерция», ну а «Закон Божий» - по желанию родителей.
В межвоенный период учителей готовили Русские университетские курсы в Риге (1921-29 гг.) – за 1 год требовалось пройти 820-880 учебных часов. Затем последовали двухгодичные Русские правительственные педагогические курсы – здесь общий объем составил 1625 часов. Наконец, в 1927-36 гг. действовал Резекненский правительственный педагогический русский институт. В свидетельствах – на двух языках – каждый предмет сопровождался методикой его преподавания.
После 1934 года для студентов русской национальности ввели особый курс в Рижском учительском институте – 5-6 уроков русского языка в неделю. Более никакой нацидентичности. Но, как отметила Е. Ведищева, плюсы имелись и у той системы:
- Учебники на латышском языке для русских школ были простыми и наглядными. Каждый урок посвящен своей теме. В каждом учебнике присутствовал дополнительный словарь, они были богаты глаголами, с чем сложности у ребят. В то время понятие билингвального образования не использовалось. Инспекторы констатировали, что знание детьми латышского языка чудовищное. Им предлагалось изучать на латышском языке предметы, но учителям приходилось переводить им термины.
До войны существовали и школы для «дефективных», как тогда они именовались, детей. Они тоже финансировались государством, и преподавание шло на родном языке семьи.
Жизнь после смерти?
Точка в русском образовании вроде бы поставлена. Последнее решение Конституционного суда Латвии приравняло частную школу к государственной. «Для сохранения национальной идентичности достаточно уроков русского языка и литературы? Но такое может быть и в латышской школе, и в английской», - оппонирует правозащитник, депутат Юрмальской думы Елизавета Кривцова.
- Можно говорить, что в языковом плане советская школа и школа ранней независимости умерли. Обучение в начальной школе на 50% языка нацменьшинства воспринимается не как поддержание национальной идентичности, а как способ освоения латышского языка.
Я общалась с русскими школами в Европе. Документы о защите нацменьшинств говорят, что школа – это институт сохранения идентичности. Чтобы дети могли обсуждать на родном языке сложные темы, включая их в свою деятельность.
В Германии, Финляндии, Швеции русские школы вначале были религиозными, затем школами особого педагогического подхода, в настоящее время это частные и даже частично муниципальные (в ФРГ) школы. Так, в Берлине русскоязычным педагогам удалось доказать, что билингвальное преподавание на базе родного языка помогает процессу – и основной школе удалось получить 80-90% бюджетного финансирования.
- Автономия школы - это современная тенденция, - уверена Е. Кривцова. - Больше экспериментирования, больше нестандартных ходов в обучении. Государство задает стандарты, которые должны быть достигнуты в результате учебного процесса, а остальное уже дело учителей.
По мнению эксперта, латвийская система просвещения, напротив, возвращается как раз к советской системе бюрократии и проверок.
Нельзя бороться за русское образование, не борясь за управление образованием. Если бы у нас была действительная автономия образования, то невозможно оказалось бы контролировать каждый урок. Компетентностный подход, основанный на свободе и индивидуальности, не сможет быть реализован при системе, которая все душит.
- Не надо спасать старое, - считает Елизавета Кривцова. - Задача политиков – бороться не за пропорции, а за организацию школьного дела. Полагаться на то, что государство нам что-то сделает? История говорит, что этого не бывает.
В настоящее время обсуждается вариант открытия в ЛР филиалов европейских учебных заведений, преподавание в которых ведется на русском языке. Актуальным является также дистанционное обучение в российских школах, аттестаты которых благодаря Болонскому процессу будут признаны и в Латвии.
Николай КАБАНОВ.