Однако оставить без внимания историю, с которой обратилась в нашу редакцию читательница, пенсионерка Нинель Р. (имя по ее просьбе изменено), мы тоже не смогли, пишет латвийская газета «СЕГОДНЯ».
Брак, конфликт и «лёгкие телесные»
...В редакцию Нинель Р. пришла с небольшой пачкой документов и парой летних босоножек. На обуви ярко выделялись две перемычки (см. фото): одна была темно-коричневой, вторая светло-бежевой. Что до документов, то первым там лежало письмо в редакцию, из которого мы узнали, во-первых, причину столь «экзотичного» вида обуви, а во-вторых — что вынудило 78-летнюю пенсионерку, инвалида 2-й группы, проделать длинный и отнюдь не простой для нее путь до нашей редакции.
Поскольку письмо было изложено очень толково, приводим его почти целиком, с некоторыми непринципиальными сокращениями.
«14 августа 2018 года я отнесла свои туфли в ремонт в мастерскую. Мастер оценил работу в 7 евро, я отдала 5, а 2 осталась должна. Квитанцию он мне не дал, только на клочке бумаги написал «parAds 2 EUR». На следующий день я пришла, но мастерская была закрыта, тогда я пришла 16-го. Мастер отдал мне их в кульке, я доплатила 2 евро. Когда я пришла домой (живу неподалеку) и достала туфли, обомлела: на левой туфле вставка оказалась темно-коричневая, на правой — бежевая!
Конечно, я тут же отправилась назад в мастерскую. На мой вопрос по поводу коричневой вставки он ответил, что другого подходящего материала у него не нашлось. Я потребовала вернуть деньги или переделать качественно, он, в свою очередь, заявил, что может переделать, но чтобы я еще доплатила 5 евро. Я спросила: «Не слишком ли жирно за такую работу 12 евро?» Он тогда сбросил мои туфли с прилавка на пол. Я подняла и поставила их снова на прилавок — он снова их сбросил. Я снова подняла и сказала: «Или сделайте как следует, или верните деньги — я пойду тогда в другую мастерскую». Он выскочил из-за прилавка, обеими руками толкнул меня в грудь, я спиной открыла дверь и упала на бетонные ступеньки, сильно ударившись позвоночником, расцарапав руку у локтя и сильно ударившись о ступеньку левой ногой.
Не помню, сколько находилась на ступеньках. Но, открыв глаза, я не могла дышать, пробовала встать — тело не слушалось, не хватало воздуха. Все-таки собрала все силы, села на ступеньку и только потом смогла встать (а могла бы и не встать — у меня аритмия и стенокардия). Мастер видел, что я упала, но не просто не помог — он выбросил мне туфли и замкнул дверь на ключ.
Отдышавшись, я позвонила в полицию. Пока я на ступеньках ждала полицию, вышел друг мастера: он находился в соседней комнате и говорил по телефону, а тут вышел «покурить» и спросил меня, что случилось. Я не ответила. Тут приехали полицейские, зашли в мастерскую, и этот приятель тоже пошел — «свидетельствовать».
О чем говорили в мастерской, я не знаю. Потом полицейский вышел, мне предложили вызвать скорую, но я вспомнила, что вышла налегке, с собой ничего нет, да и дверь в квартиру как следует не закрыла. Поэтому я сказала, что пойду домой.
Но уже на следующий день об этом пожалела: еле-еле смогла встать с кровати и поняла, что получила повреждения серьезнее, чем думала. Пошла снова в полицию (благо участок в 300 метрах от дома), там составили протокол и посоветовали ехать на экспертизу в «Гайльэзерс». Поехала, но меня не приняли, потому что у меня не было с собой паспорта, а инвалидное удостоверение не считается документом, удостоверяющим личность. Потом были выходные, мне было очень плохо, кружилась голова, сильно болели спина, рука и нога, травмированные при падении. А к вечеру 19-го травмированная нога сильно воспалилась, поднялась высокая температура, пришлось вызвать скорую, а поскольку в течение часа температура никак не сбивалась, повезли в больницу, где я пролежала почти 10 дней.
Когда я немного пришла в себя, то позвонила в полицию по поводу моего заявления, мне назвали фамилию следователя, которому были переданы мои документы. Я позвонила ему и предложила встретиться, принести медицинские документы, в том числе справку семейного врача. Но он ответил, что все затребует в электронном виде. Были ли какие-то запросы или нет, ни я, ни мой семейный врач не в курсе. Следователь меня ни разу за 7 месяцев не вызвал — хотя я звонила ему и предлагала прийти и рассказать в деталях, как все было. А 7 месяцев спустя дело было закрыто, и я узнала, что якобы есть пояснение мастера, который все очень грамотно описал, заверив, что это была всего лишь словесная перепалка (...), что было подтверждено свидетелем (что это был за «свидетель», я уже упоминала«.
Не бил, не толкал, не обзывался
Пообщаться со второй стороной конфликта журналисту газеты не удалось: я дважды заезжала по указанному Нинель Р. адресу мастерской, но упиралась в запертую дверь. Впрочем, особой необходимости в нашем общении с мастером и не было, поскольку его позиция была и так известна: его показания были зафиксированы в документе, которые Нинель Р. предоставила в распоряжение редакции.
В письменном объяснении в полицию мастер категорически отвергал все обвинения клиентки. Не отрицая, что конфликт действительно имел место, он настаивал, что дело ограничилось лишь словесной перепалкой, что клиентку он не толкал и, соответственно, никаких телесных повреждений, нечаянно или преднамеренно, ей не наносил.
Совсем напротив — когда она упала, он подошел и помог ей встать. Логично было предположить, что в разговоре с журналистом мастер скажет то же самое.
Тайны следствия
По законам детективного жанра, когда происходит какое-то ЧП без свидетелей (или со свидетелями, которые могут симпатизировать одной из сторон, а потому даже невольно могут оказаться необъективными в своих утверждениях), а сами участники ЧП сообщают прямо противоположные вещи, в дело вступает мудрый следователь. Задействовав все свои знания, опыт и арсенал криминально-процессуальных методов и средств, он по крупицам воссоздает картину случившегося и неопровержимо доказывает, кто прав и кто виноват.
Из письма Нинель Р. было уже известно, что дело закрыто в связи с недоказанностью виновности мастера. Тем не менее я очень внимательно, несколько раз, перечитала два документа — двухстраничное «Постановление о прекращении административного делопроизводства» от 22 февраля, принятое следователем Кенгарагского участка полиции порядка госполиции А. Александровым, а затем, не менее внимательно, аналогичное постановление от 22 мая, подписанное начальником Рижского регионального управления ГП А. Букевичем (далее речь пойдет о втором «Постановлении», где все этапы были описаны более подробно и развернуто). Хотелось узнать, как устанавливалась истина в данном случае.
Сразу оговорюсь: оценивать, насколько качественно велось расследование, я не могу и не буду, поскольку не считаю себя достаточно компетентной в этой области. Остановлюсь лишь на том, что по результатам изучения имевшихся в моем распоряжении документов показалось странным лично мне — человеку, обладающему некоторым здравым смыслом, а также имеющему за плечами не одно журналистское расследование.
Надо чаще встречаться
Итак, первое: за семь (!) месяцев, пока велось административное дело, инспектор не нашел возможности ни разу (!) встретиться с Нинель Р., хотя, по ее утверждению, она по телефону просила о личной встрече. Впоследствии в ответе полиции это было обосновано тем, что (цитата) «у инспектора не возникало необходимости в дополнительном допросе пострадавшего лица», а также что «из материалов дела не вытекает, что в ходе рассмотрения административного материала заявительница письменно обращалась бы в участок с просьбой принять от нее дополнительные свидетельства и в данной просьбе ей было бы отказано».
Получил бы инспектор при личной встрече с заявительницей какие-то дополнительные сведения, позволяющие пролить свет на инцидент в обувной мастерской, или нет, утверждать не берусь. Но, в моем понимании, такая возможность существовала, а потому потратить на очное общение с Нинель Р. хотя бы немного времени стоило — тем более что она сама об этом просила. Но, судя по ответу руководства полиции, в данном случае важно было здесь не то, что при личной встрече могла быть получена какая-то дополнительная информация, а то, что заявительница не обратилась с просьбой о встрече письменно. Что, на мой взгляд, определенным образом характеризует как подход к делу со стороны представителей правоохранительной структуры, так и отношение к человеку, обратившемуся за помощью.
Тело в дело
Далее. Решающую роль (опять же судя по постановлению) в исходе расследования сыграли заключения сертифицированного эксперта Государственного центра судебно-медицинской экспертизы, которому следователь направлял документы по делу Нинель Р. Заключения делались на основании двух выписок — из амбулаторной карты пациента Медицинского центра «Д...» и заключения семейного врача — последняя осматривала Нинель Р. после инцидента. Проанализировав оба документа, 23 ноября эксперт выдал заключение: «Телесные повреждения Нинель Р., которые могли бы появиться в результате обстоятельств, указанных в постановлении (то есть в результате падения на ступеньки. — М. Б.) в медицинских документах не описаны».
По поводу выписки из Медицинского центра ничего сказать не могу — ни в личной беседе, ни в письме Нинель Р. не упоминала, что обращалась в это лечебное учреждение, по крайней мере по поводу инцидента 16 августа. А вот копия справки от семейного врача в документах, принесенных в редакцию, как раз присутствовала, и там упоминались и обширная гематома на ноге, и ссадина на локте — то есть телесные повреждения, которые, на мой взгляд, вполне могли появиться в результате падения и удара о бетонные ступеньки. Но специалисту, наверное, виднее...
Слово полиции
Не стану утомлять читателей и занимать газетную площадь другими «непонятками» из 11-страничного ответа, который получила от полиции Нинель Р. Упомяну только еще один эпизод этой истории — теперь уже с собственным участием.
Изучая документы, предоставленные Нинель Р., я нигде не обнаружила упоминания об одном документе, содержание которого, на мой взгляд, могло бы пусть и косвенно, но все-таки помочь прояснить, что же все-таки произошло на самом деле. Напомню: на место ЧП по вызову Нинель Р. выезжали полицейские — соответственно, они видели ее буквально через несколько минут после конфликта. Полицейские наверняка могли бы заметить, были ли повреждения на теле женщины (как минимум на открытых участках), и если были — то с какой стороны. Потому что если женщина просто выходила и споткнулась (как утверждал мастер), то, скорее всего, пострадали бы в первую очередь колени и ладони — то есть части тела, которые первыми соприкасаются с поверхностью, когда человек падает лицом вперед. А вот если он падает спиной вперед (как, по утверждению Нинель Р., падала она сама в результате толчка, открыв дверь спиной), то удар приходится совсем на другие места. Могло бы это впоследствии послужить юридическим доказательством — не знаю. Однако неким индикатором правдивости участников инцидента — кто из них говорит правду, а кто кривит душой — послужить наверняка бы могло...
Именно поэтому в числе вопросов, которые я направила в пресс-службу госполиции, имелись и такие:
— были ли в ходе расследования данного дела опрошены сотрудники полиции, выезжавшие на место происшествия по вызову Нинель Р.;
— был ли составлен по данному делу протокол;
— можно ли ознакомиться с протоколом (разумеется, после устранения из него информации, разглашение которой, согласно Закону об охране данных физических лиц, запрещено)?
Ответ специалиста отдела общественных отношений ГП Гиты Гжибовской звучал так: «Заявление пенсионерки Р. о полученных телесных повреждениях было рассмотрено в порядке, предусмотренном законом, что детализированно разъяснено в решении о прекращении административного дела. Данное решение был оспорено и направлено на пересмотр, однако было оставлено в силе, поскольку было принято согласно нормативным актам, оценивая полученную информацию».
Иными словами, no comments. Мне просто предлагалось принять на веру, что сотрудник полиции подошел к расследованию данного дела внимательно, добросовестно и профессионально. Ну а то, что в итоге оказалось «невозможно констатировать состав нарушения по статье 167.2.1 (преднамеренное причинение малозначимых телесных повреждений)» (цитата), — ну что ж тут поделаешь, бывает.
По просьбе министра внутренних дел
Занимаясь делом Нинель Р., я не раз мысленно задавалась вопросом: каковы шансы у среднестатистического латвийца, оказавшегося в аналогичной ситуации, получить помощь и защиту со стороны государственной правоохранительной системы? Похоже, невелики.
Конечно, многое можно списать на объективные проблемы, которые время от времени озвучивает руководство полиции, — нехватка кадров, нехватка средств, загруженность сотрудников и проч. Предвижу и такое возражение: у полиции есть дела более важные и неотложные, чем расследование дел о синяках и ссадинах (про такие «изыски», как морально-психологический ущерб, от которого пенсионерка не может оправиться по сей день, и говорить не стоит!).
Но вот недавно довелось прочитать статью в рижской газете NeatkarIgA, где речь шла о вещах еще более страшных — в частности, о ДТП, во время которого погиб один из участников; дело было закрыто, поскольку полиция сочла виновным погибшего, в то время как его родные, по их утверждению, располагают неопровержимыми фактами, что виноват был второй участник ДТП...
Запомнилась фраза из статьи: «(...) приоритет в работе полиции — закрытие дел, а не их расследование». Что это — тенденция? Система?
И наконец, еще одна цитата — из интервью главы МВД Сандиса Гиргенса одной из радиопередач, где он призвал общество действовать активно и нетерпимо, когда речь идет о таких негативных явлениях, как уклонение от уплаты от налогов, воровство, мошенничество и, конечно же, насилие: «Полиция никогда одна не решит все проблемы. Здесь нужно сотрудничать с обществом, общество должно заранее давать сигналы, (...) а не когда уже кому-то нанесли телесные повреждения или, не дай бог, кого-то убили. Так не должно быть. В общем, все должны работать вместе более эффективно».
Отвечая на этот призыв, сообщаем, что получили от читательницы и просим компетентные структуры проверить информацию по поводу следующих возможных (подчеркиваем — возможных) нарушений:
* СГД — о невыдаче квитанций при оплате заказа в конкретной обувной мастерской;
* PTAC (Центр защиты прав потребителей) — о некачественно выполненном заказе (за который, к слову, была взята оплата) и о недопустимом отношении к клиентке;
* руководство МВД — о качестве расследования, проведенного по ее заявлению.
Со своей стороны мы готовы предоставить всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию и будем рады, если справедливость восторжествует.
Марина БЛУМЕНТАЛЬ.