— Когда, на ваш взгляд, можно ожидать открытия границ ЕС — как внешних, так и внутренних?
— Все это процесс очень неравномерный. Мы видим, что одни государства, например, Италия, уже сегодня открывают внутреннее передвижение, а другие, например, Франция, вдруг позволяют себе окрики в отношении итальянцев — из–за географической близости с ними опасаясь новой вспышки коронавируса на своих границах. Поэтому открытие границ для стран–членов ЕС не будет одномоментным, это понятно.
Следует предположить, что в первую очередь будут открыты границы для соседних стран или государств, относящихся к определенному региону внутри ЕС. Так, например, страны Прибалтики, открыв рубежи друг для друга, намереваются в дальнейшем открыть границы для стран Северной Европы, а также для Польши.
Поскольку открытие границ даже внутри ЕС будет сопровождаться переговорами и разными сроками ожидания, спорами об оценках ситуации, нельзя ожидать быстрого решения этого вопроса. По всей видимости, соответствующие процедуры могут занять в каком–то случае один–два летних месяца, а иногда и до трех месяцев.
И даже если хотя бы в августе будет открыт доступ для граждан третьих стран, то все равно он будет обременен либо двухнедельной самоизоляцией, либо какими–то медицинскими анализами, которые явно не будут дешевыми… А может, и тем и другим вместе.
— Есть ли в Евросоюзе силы, заинтересованные в том, чтобы продлить и поддерживать нынешнее состояние закрытых границ между странами?
— Не секрет, что во многих государствах ЕС набирают популярность силы, ориентированные на национальный суверенитет, не чувствующие опоры в европейском единстве и не доверяющие Брюсселю. Взять, например, Эстонию. Там в прошлом году в правящую коалицию вошли крайние националисты из Консервативной народной партии (EKRE). Они с большим недоверием и подозрением относятся к общеевропейскому единству, пытаясь заблокировать приток зарубежных беженцев и гастарбайтеров.
Однако коронавирус оказался удобным и для либеральных сил, стремящихся пересмотреть текущие правила игры на мировом рынке, укрепить новые тенденции, ослабить влияние консерваторов, опирающихся на крупные производства. Так, можно говорить о взаимосвязи цифровых гигантов и либеральных сил, которые предлагают "изменить мир".
Игра под прикрытием коронавируса многочисленных и разных участников многократно усложняет текущую картину — и в целом усиливает хаос и непонимание общества.
— Отразился ли нынешний коронакризис на степени доверия между странами европейского содружества? Говорят, пандемия показала, что отныне каждый сам за себя…
— В достаточно большой степени так оно и есть. И это не только достаточно неприглядная борьба за маски и за медицинское оборудование, когда одни страны беззастенчиво грабили другие — примеры все мы видели. Это вопрос финансирования пострадавших экономик, в котором много подводных течений.
Например, Германия отказывается признавать, что в Италии корректно посчитали пострадавших от коронавируса. Ведь произведенные подсчеты позволили Италии и некоторым другим странам ЕС назвать себя наиболее пострадавшими и даже выступить с идей распределения своего национального долга между всеми странами–участницами. У прочих государств восторга, понятно, такая идея не вызвала…
Кстати, управление границами — это мощный политический инструмент для любого государства, которое посредством его может обозначить "близкий" и "дальний" круг стран, с которыми сотрудничает. И ситуация в этой сфере тоже не свидетельствует в пользу единства в ЕС, потому что, каждое государство теперь выбирает — для кого из соседей оно откроется раньше, а для кого позже.
— Как пандемия повлияла на процесс выхода Великобритании из ЕС? Замедлился ли он, ускорился ли?
— Нет, этот процесс технически не связан с вопросами коронавируса и борьбой с пандемией. Напротив, британцы сейчас явно довольны тем, что все–таки Брекзит совершился, ведь теперь им не придется нести финансовую ответственность за наиболее пострадавшие от коронавируса страны ЕС.
Мы даже можем предположить, что в условиях пандемии вырастет число тех британцев, кто объективно пересмотрит свои взгляды в пользу Брекзита — даже если ранее придерживался противоположной точки зрения.
— Какие тенденции возобладают в ЕС в ближайшее время — местечковый сепаратизм по образцу каталонского или тяга назад, к исторически сложившимся сильным национальным государствам?
— Значимость идеи суверенного национального государства, бесспорно, растет. Великобритания показала тому яркий пример. Свои сторонники суверенизации есть и во Франции, и в Германии, и в других странах. Однако это не мешает наиболее сильным игрокам выстраивать внутри ЕС и региональные группы и союзы. Так, в частности, преуспела на этом поприще Вышеградская группа, объединяющая Польшу, Чехию, Словакию и Венгрию. Они по многим вопросам выступают единым фронтом, выстраивая сотрудничество за счет постоянных контактов на всех уровнях.
Страны Балтии тоже стараются придерживаться единой политики. Впрочем, в будущем раскладе сил сыграет роль и еще один важный фактор…
— Какой именно?
— По окончательному итогу очень важным окажется то, с какими результатами страны ЕС выйдут из пандемии. Вернее, то, какие результаты будут явлены миру, поскольку с точной статистикой в этой сфере дела обстоят не очень хорошо практически у всех.
Те государства, которые покажут, что их управленческая система справилась, то есть вовремя отреагировала на все вызовы, связанные с эпидемией, вполне смогут претендовать на лидерство. Очень скоро мы все это увидим.
И еще один нюанс. До начала эпидемии в ЕС была популярна идея "Европы двух скоростей". Мол, более развитые страны ЕС могут отгородиться от менее развитых миграционными, таможенными и другими барьерами. Пандемия Covid–19 нанесла удар по этой идее. Внутри гипотетического лагеря "первой скорости" мы видим разную ситуацию по числу заболевших, что свидетельствует о его разукрупнении. Стало быть, дальнейшее развитие пойдет не по сценарию "Европы двух скоростей", а по модели "Европы самых разных скоростей".
Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ.
