В его фильмографии более 130 работ, его знают по «Ладоге», «28 панфиловцам», «Аманату», «Родителю», «ГДР», «Цою», «Человеку у окна», «Мосгазу» и другим. Он заслуженный артист России, но путь его начался в Казахстане. Он прошел практически всю страну, а сегодня переезжает жить из Санкт-Петербурга в Москву.
-Ответственность испытываете, играя их, особенно тех, кого визуально помнят люди сегодня, как того же Горбачева, которого вы исполнили в «ГДР»?
-Все те исторические личности, которых мы можем воспринимать по историческим фактам, событиям, не наши современники — они в большем допуске их воплощения. А наши современники — это другого рода ответственность, потому что они в каждом из нас, сопряжены с нашим взрослением, с нашей жизнью, с нашим ощущением и отношением к этим событиям. Не хочется говорить, что историческая современная личность для каждого своя, но да, все мы воспринимаем их субъективно, с учетом тех реалий, в которых каждый из нас находился и как эта конкретная историческая личность на него в этих реалиях повлияла. В этом большая сложность.
-Вы по маме немец. Что немецкого передалось вашим детям?
-Вот какая-то мера сдержанности во всех смыслах, чуть-чуть я страдаю от того, что эмоционален больше внутри, чем внешне. У меня, конечно, есть всплески, за которые я себя ругаю, позволяя себе что-то такое, чего можно было и не позволять. Псевдо-аккуратность. Потому что есть какие-то вещи, в которых я катастрофически не аккуратен. Но очень педантичен в том, что касается устройства быта, чистоты на кухне. Это у меня от мамы — патологическая чистота. Я могу стоять и целыми днями в свободное время готовить и в то же время натирать плиту. Хотя можно было подождать и потом чистить после всего процесса приготовления. А я совмещаю. Если я пролью пенку с бульона, пронося его на ложке, тут же начинаю чистить. Отношусь к этому с долей иронии, но это расстройство.
-На немецком кто-то говорит из детей?
-У них в активе много языков. Они в этом смысле не в меня пошли. Но немецкого пока еще нет. Но собственно, и я тоже не говорю. Я воспитывался с дедушкой-бабушкой, они в быту разговаривали на немецком. Моя мама тоже до школы говорила. Но с годами она уже в достаточно преклонном возрасте язык потеряла.
-Язык уходит, если его не практикуешь.
-Да. А так я рос в бытовом смысле на немецком языке. Но в меня ничего не вошло, кроме поешь, погуляй, каких-то ругательств смешных и каких-то миловидных. Конечно же, это пасха, это яйца, рождественские кролики. Праздники, которые сопряжены с католицизмом, с христианской культурой. Книжки на немецком. Тайное хождение бабушки с дедушкой в церкву. Она так говорила: «в церкву». Думаю, что у них была какая-то протестантская вера. Вот это есть. И со старшим братом мы это в полной мере ощутили и никуда не делось. И конечно же, это кухня: фасоль, свинина, капуста. До сих пор одно из моих любимых яств это прекрасное семейное поколенческое блюдо — соленая фасоль стручковая со свининой, тушеной с пюре. Это всегда в наших застольях, когда есть возможность, ее надо заготавливать по осени, что мама успешно делает. Ну и еще некоторые кулинарные секреты, которые тоже до сих пор в моем гастрономическом активе занимают очень большую часть.
-Так это была «церква» или «кирха»?
-Дело в том, что мои бабушка с дедушкой, конечно, говорили «кирха», но у них было такое странное путание падежей, то ли просто коверкание окончаний. Они поволожские, говорили «памадоры». Конечно же, кирха и конечно же, был Гете на книжных полках, полные собрания на немецком языке. Дед точно почитывал. И писал он на немецком языке, даже просто записки. И думали они соответственно на немецком языке.
