Прототипом героини Алиции стала Ита Козакевича — глава польского общества Латвии и председатель Комиссии Верхового Совета по правам человека и национальным вопросам. 28 октября 1990 года в возрасте 35 лет она утонула в Тиренском море во время командировки в Италию.
Режиссер картины Илзе Кунга-Мелгайле в интервью еженедельнику SestDiena так объясняет характер персонажа: «Во-первых, у нее была своего рода легкомысленность — как в том смысле, что жила у родителей, с детских шагов защищенная и ухоженная, так и в том смысле, что ей не было страшно что-то потерять, не было детей. Поэтому свобода и вседозволенность были в ее характере, в интервью современников о ней это сквозило. Во-вторых, в процессе создания национальных обществ, в той борьбе, с, как сказал Дайнис Иванс, «ватой», у нее было ощущение, что этого никто другой не сделает лучше, чем она».
Постановщик фильма решила пойти по кинематографической стезе в 1999 году, когда поступила во ВГИК в Москве, но из-за высокой платы - «за год надо было платить 4000 долларов, для тех времен огромная сумма» - перевелась в Институт кино и телевидения в северной столице, к режиссеру Игорю Масленникову.
Проучившаяся в итоге 5 лет в Санкт-Петербурге: И.Кунга-Мелгайле так высказывается о современной ситуации вокруг войны в Украине:
«Весь российский народ разделяет ответственность. Сейчас у них спрашиваю, почему они не выходят на улицы в Европе, в Риге и не показывают свой протест. Помню, что за одну замученную в полицейском участке Ирана иранскую девушку все иранцы в Берлине... сбежались на протестные демонстрации. Это я хочу у русских спросить, почему так. Понимаю, что в России трудно протестовать — выйдешь на улицу, в первый раз денежный штраф, во второй больший денежный штраф, и потом уже тюрьма... где с тобой все что угодно могут сделать. Может быть женщинам нужно протестовать, женам, сестрам и бабушкам призывников идти на Красную площадь. Какой-то вид протеста им нужно искать — конечно, если они того хотят. Мой оператор (Максим Эфрос, гражданин России, выехал с семьей в Израиль — прим. bb.lv) был в Санкт-Петербурге и говорил, что там все происходит: концерты, открытия выставок, люди сидят в парках и кафе... Оператор мне рассказал, что ситуация безнадежная: «Илзе, там ничего не изменится, еще два года мы так проживем, может быть потом экономика сдохнет, но пока о том, что обруч скоро может лопнуть, ничто не свидетельствует».
На вопрос о том, что кинематографистка думает о переходе всех общественных СМИ к 2026 году на госязык, И.Кунга-Мелгайле пожимает плечами: «Не думала об этом особенно. Но другого пути нет, в Латвии нужно стараться всех сплотить вокруг латышского языка. Конечно, нужно придумать, как это сделать щепетильно, нужно привлечь людей, понимающих современное общество. Собирать людей вокруг латышского языка — это то же самое, что Ита Козакевича сказала на Форуме народов Латвийской ССР в 1988 году: знание латышского языка разрешило бы многие конфликты в Латвии, тогда никто не чувствовал бы себя чуждым и не принадлежащим».