В это воскресенье в федеральной земле Северный Рейн-Вестфалия прошли коммунальные выборы, на которых победил правящий в регионе Христианско-демократический союз, улучшили свои показатели "зеленые" и потеряла голоса Социал-демократическая партия. Однако гражданина Латвии Томса Анцитиса, проживающего в Бонне, эти выборы натолкнули на размышления не о германской, а о латвийской политике. Он задумался о людях, которые, в отличие от него, не имеют права голоса в стране, в которой живут.
Этими размышлениями он поделился на своей странице в Facebook.
Когда Латвия стала независимой от СССР в начале девяностых, новые лидеры страны поделили ее население на две группы "желаемые" и "нежелаемые".
В первую группу вошли люди, которые гражданами Латвийской республики до 1940 года, и их потомки. Им разрешили обменять советские паспорта на новые паспорта независимой Латвии (в эту группу вошло примерно две трети населения страны).
Для "нежелаемых", которые переехали в Латвию после 1940 года, и их потомков, создали специальный правовой статус - "негражданин Латвии" (в эту группу вошла примерно треть населения - около 700 тысяч человек). Большинство из них были этническими русскими, но также белорусами, украинцами, поляками, армянами и так далее.
В качестве правовой основы для этого решения была использована так называемая "доктрина преемственности": Латвия не была создана с нуля после распада СССР, вместо этого была восстановлена ранее существовавшая Латвийская республика. Таким образом, советские граждане, которые переехали на территорию Латвийской ССР из других республик СССР в советский период, были объявлены иностранцами.
Несколько лет спустя была запущена процедура "натурализации" для неграждан - они получить гражданство при условии, что докажут владение латышским и правильно ответят на вопросы по истории Латвии (то есть согласятся, что она была оккупирована СССР).
Когда эти исторические решения были приняты, я был ребенком. Я не следил за новостями, не знал законов, и, скорее всего, не понимал значение слова "гражданство". Но я уже усвоил, что люди в Латвии отличаются по языку, на котором разговаривают. Большинство говорило на латышском, остальные - на русском, многие знали оба языка. Однако эта разница не мешала им понимать друг друга и мирно жить вместе - как соседи, супруги, друзья, родственники и коллеги.
Когда я вырос и начал читать газеты, я выяснил, что все не так просто. Я узнал, что русскоязычные - это другой вид людей и (хотя это не говорилось прямо), что они куда хуже латышей, и что их язык не стоит того, чтобы его изучать. Я обнаружил, что кроме повседневной жизни существует другая сфера: система статусов и паспортов, разделяющая соседей, супругов, друзей, родственников и коллег.
Только вскоре после того, как я получил свой собственный первый паспорт, я выяснил, что принадлежу к привилегированной группе. Мне не надо было сдавать экзамен, потому что мои родители относились к "желаемой" группе.
Конечно, я также узнал о причинах напряжения между русскими и латышами: об оккупации, депортациях, коммунистической диктатуре и исторических претензиях.
Социополитическая обстановка, в которой я жил, включая заявления политиков-националистов, газетные статьи, демонизировавшие русскоязычных, школьное образование и общественное мнение - все это помогло мне нормализовать преимущество этнических прав над демократическими.
У меня ушли годы на то, чтобы избавиться от глупых стереотипов, которым меня научили, и узнать, что же такое демократия.
В Латвии все еще много людей (среди граждан "первого класса"), которые не только оправдывают введение статуса "неграждан"), но и одобряют его дальнейшее существование. Людей, которые говорят о дискриминации неграждан, называют "пророссийскими", "рукой Кремля", "антигосударственными" и так далее (власти России части критиковали негражданство - как, впрочем, и ЕС и ООН). В этих "аргументах" нет интеллектуальной составляющей, поэтому нет смысла их обсуждать.
Другие аргументы основаны на целесообразности - "если бы негражданам дали бы гражданство, то они голосовали бы за ту или другую партию, что изменило бы политический ландшафт страны".
Это, может быть, правда. Но проблема в том, что это открыто антидемократические заявления.
Когда мы размышляем о том, дать или нет права какой-то группе людей, основываясь на их "полезности", мы решаем вопрос о том, что такое демократия - действительно ли это лучшая форма правления? Поскольку я уверен, что это именно так, подобные аргументы для меня бессмысленны.
Еще один вид аргументов - напоминание о том, что натурализация все еще существует: "Некоторые неграждане смогли натурализоваться, почему другие не могут?" "Они просто слишком ленивы, чтобы сдать экзамен по латышскому".
Не буду вдаваться в подробности унизительных особенностей системы "натурализации" и причин того, почему она никогда не работала (с 1995 году натурализовались только 20% неграждан; значительное снижение количества неграждан связано с естественной убылью населения и эмиграцией). Вступая в такой диалог, ты автоматически легитимизируешь статус "негражданина". Это также возвращает нас к вопросу о том, кто такие "мы", которые могут отправлять других людей на экзамен?
И еще вопрос: из-за чего действительно случилась революция тридцать лет назад? Была ли это ТОЛЬКО национальная революция? Сколько людей, которые вышли на улицы в девяностые, требовали демократию, включая все ее принципы, преимущества и обязанности? Сколько из них хотели просто независимости от СССР и не представляли себе, что такое демократия?
Конечно, это слишком сложный вопрос, чтобы обсуждать его в посте в Facebook.
Дело в том, что если завтра всем негражданам дадут гражданство, последствия негражданства будут ощущаться еще на протяжении нескольких поколений.
Но пока ситуация остается такой, как есть, я нахожу странной формулировку президента Латвии, который недавно дал интервью одной германской газете о протестах в Беларуси. "Как демократическая страна, мы должны продемонстрировать солидарность с народом Беларуси, который борется за демократию и свободные выборы", - сказал он.
Я согласен, что "мы должны". Безусловно, в Латвии есть много демократических институтов. Но называть ее "демократической страной", по-моему, неправильно", - заключил он.