«Германия продала Латвию русским»: 85 лет назад в Кремле, Берлине и Риге 2

"Получил информацию о секретном протоколе"

"Неожиданный договор о ненападении между двумя злейшими врагами поднял в мире небывалое волнение", — вспоминал о реакции пакта Молотова — Риббентропа в своем мемуарном сочинении "1939" министр Алфредс Берзиньш.

Ближайший соратник Карлиса Улманиса ретроспективно ужасался: "Когда два злодея о чем–то договариваются, у честных людей есть основания для опасений. Наибольшие страхи этот договор обещал тем малым государствам, что находились между Германией и Советским Союзом. Правящие круги Финляндии и пресса выражали мнение, что немцам ловким маневром удалось избежать угрозы окружения, но спрашивали: кто заплатит цену устранения охвата? Не будут ли это Балтийские государства?"

Разумеется, А. Берзиньш, как член правительства Латвии, обладал доступом к совершенно секретным депешам дипломатов:

"Наш посланник в Берлине Эдгарс Криевиньш о путешествии Риббентропа в Москву писал, что дипломатический корпус в Берлине привык к сюрпризам, но столь быстрого, как отъезд Риббентропа в Москву и подписание договора о ненападении, не ждал никто. Он с литовским посланником Шкирпой мобилизовал все возможные источники информации и уже 24 августа все нити у них были в руках. Он получил информацию не только о самом договоре, но также о секретном протоколе к договору".

По словам министра общественных дел Берзиньша, посланник Криевиньш "информацию многократно проверил и о результатах информировал Мунтерса". "Убежденный в правильности информации, Криевиньш посетил руководителя политического отдела Министерства иностранных дел Германии Вермана и сказал, что Германия продала Латвию русским. Верман это категорически отрицал".

Между тем о возможном разделе сферы влияния высказалась вполне официозная германская газета Koelnische Zeitung. На нее и ссылался латвийский дипломат, не желая раскрывать конфиденциальные источники. "Верман ответил, что статья истинна постольку, поскольку немцы считают, что вопросы Восточной Европы относятся только к Германии и Советскому Союзу".

"Таковы плоды нашего нейтралитета"

"Латвийское правительство известие об отъезде Риббентропа в Москву и подписании договора о ненападении приняло с глубоким опасением", — вспоминал А. Берзиньш, в ведении коего тогда находился самый широкий круг вопросов — от руководства полицией и деятельностью легальных общественных организаций (например, рериховцев и сионистов), до командования вооруженными формированиями айзсаргов и определением тем для СМИ. Берзиньш возглавлял даже Олимпийский комитет!

"Единственная хрупкая соломинка, за которую держаться, был нейтралитет. Но также у нейтралитета есть малое значение, если нет достаточно дивизий для его защиты", - политическое положение нашего государства и настроение жителей сравнительно правильно изложила статья в Jaunākās Ziņās в номере 25 августа 1939 года "В критические дни".

Автор статьи, проанализировав особый характер подписанного в Москве договора, говорил: "Обе державы, между которыми судьба велела нам жить, хотят в дальнейшем жить в дружбе. Они обещают закончить идеологическую борьбу, в которую так и эдак старались втянуть также нас. К сожалению, за подписанием нового договора следует чрезвычайное обострение международных отношений в Западной Европе…

Поэтому в эти критические дни мы все чувствуем глубокое удовлетворение, что всеобщее обострение и угрожающие опасности на сей раз нас напрямую не затрагивают. Таковы плоды нашего дальновидно введенного нейтралитета, которые мы сейчас начинаем вкушать".

Айзсарги в Варшаве и их глава Берзиньш (в штатском).

"Могли серьезно сопротивляться захватчику"

Ну а каким же был военный потенциал Балтии в 1939 году? Эмигрантский историк Эдгарс Андерсонс в выпущенной в 1983 г. в Канаде монографии "Вооруженные силы Латвии и их предыстория", указывал:

"Теоретически общая численность в 5 600 000 жителей Балтийских государств допускала выставление армии в 560 000 мужей в военное время, но фактически в силу ограниченных средств и недостатка вооружения общее число вооруженных сил Балтийских государств в военное время было бы только 365 000 мужей, что также не было малым числом. Фактически общее число военно–обученных лиц было 491 000".

В Латвии, Литве и Эстонии насчитывалось 17 дивизий, 2 кавалерийские и 2 мотострелковые бригады. На их вооружении состояло 850 орудий, 6 бронепоездов и 2 броне–батареи, 119 танков и 42 бронемашины, по меньшей мере 390 военных самолетов. Общий состав военно–морских сил — 29 кораблей и судов, в т. ч. 4 подводные лодки. Кроме этого, три государства имели совокупно 418 морских торговых судов.

"Планомерно действуя этими силами и техническими средствами, могли серьезно сопротивляться захватчику, но планомерного сотрудничества не происходило", — резюмировал Э. Андерсонс.

"Не позволили бы поднять цены на товары"

1 сентября 1939 года, с началом военных действий между Германией и Польшей, все три страны Балтии объявили о своем нейтралитете. Большие перемены ожидали и саму Латвию, вспоминал А. Берзиньш:

"Предусматривая, что в связи с объявлением Англией и Францией войны Германии не будет возможен обмен товарами вне Балтийского моря, наше правительство издало новые правила, которые задержали бы истощение товаров и не позволили бы поднять цены на товары, что уже было в Латвии. Надзор за товарами и ценами проводили ценовые инспекторы.

В связи с этими правилами ценовой инспектор 4 сентября издал распоряжение о надзоре за запасами товаров. Распоряжение относилось ко всем предприятиям, которые покупают, продают, держат на хранении или используют как сырье каменный уголь, кокс, железо, сталь, чугун, медь, латунь, свинец, цинк, алюминий, хлопок, каучук и смазочные вещества. Приобретение товаров в необоснованных объемах недопустимо.

Из товаров массового потребления ограничили количество продажи сахара и мыла отдельному потребителю. Сахара наши фабрики производили достаточно, но его можно было использовать как обменный товар на эстонское сланцевое масло, ибо Эстонии сахар нужно было ввозить. Ограничение мыла было нужно в силу малых запасов парафина, жиров и другого сырья".

А вот и реакция общественного мнения, которую по службе изучало МВД: "В первые дни войны граждане в Латвии вели себя спокойно и добровольно слушались призывов и указаний правительства. Единственным признаком нервозности, если о такой можно было говорить, было постепенное исчезновение пятилатовиков из оборота".

Серебряные монеты с Милдой на аверсе, разумеется, были тогда единственным народным инвестиционным инструментом. Что же до подготовки к неожиданностям, то вел их и сам Алфредс Берзиньш — как же иначе, если спустя год он сумел–таки выехать из советизированной Латвии в Германию. А после Второй мировой войны эмигрировать в США, где в 1977 году и вышла книга "1939". Ее автор скончался через год в возрасте 77 лет.