"Дюна: Часть вторая" (Dune: Part Two). Режиссер Дени Вильнёв, в ролях Тимоти Шаламе, Зендея, Ребекка Фергюсон, Хавьер Бардем, Джош Бролин, Стеллан Скарсгард. США, 2024.
Высказываться о "Дюнах", особенно о второй, принято с несколько истерической интонацией ("Блокбастер года!", "Мгновенная классика!", "Задает невиданно высокую планку, не оставляя шанса конкурентам!"), характерной для пиарщиков и сектантов. И те, и другие наличествуют.
О непостижимости киновселенной
Рекламной кампанией сиквела дирижировал "гуру маркетинга" (это не я пошляк, а автор Deadline) по имени Джош Голдстайн — тот же человек, что сделал прошлогоднюю "Барби" предметом массового психоза; на сей раз методы использовались схожие.
Что до сектантского мышления и коллективного камлания, то поразительную боевую слаженность явили не только анонимные фанаты, устроившие "ревью бомбинг" на портале IMDB (там вторая "Дюна" накануне мировой премьеры по количеству лайков опередила все, что было снято со времен Люмьеров), но и именитые авторы ведущих американских изданий, посвященных кино (в их панегирических рецензиях поминались Библия, Шекспир, Тарковский… явно не хватает Гомера и Орсона Уэллса — впрочем, я ведь читал не все).
Ощущение широкомасштабного надувательства усиливалось вопиющим контрастом между тем, что писали о "Дюне" первой, и тем, чем она была в действительности. Ладно американцы — к своему, голливудскому кино тамошние критики традиционно не строги — но и российский обозреватель не из последних три года назад прямо в подзаголовке зазывал на "блокбастер года" (угу, того года тоже), "фильм о непостижимости вселенной".
По–хорошему, после такого не стоит ни читать рецензию, ни смотреть кино: фразы вроде "непостижимость вселенной" или "величие мироздания" сигнализируют лишь о том, что режиссеру нечего сказать. В случае с первой частью экранизации первого романа Фрэнка Герберта об Арракисе все именно так все и обстояло: трудно припомнить другую ленту, столько же раз объявленную великой, от которой столь же мало оставалось бы в памяти три года спустя. Столь же насыщенную суперзвездами и визуальными аттракционами — и обрекающую на столь же мучительную борьбу с сонливостью.
Его звали Владимиром
Сочетание напыщенности и визуальной изощренности с бессодержательностью, выдаваемой (сплошь и рядом успешно) за глубокомыслие отличает не только двухсотмиллионные ленты Дени Вильнёва — сразу вспоминается, конечно, Кристофер Нолан. Но Нолан давным–давно сам сочиняет сюжеты — а у Вильнёва в случае с "Дюнами" имеется литературный первоисточник, богатый актуальными идеями и самыми что ни на есть злободневными намеками, как Арракис спайсом: только качай.
"Дюна" Герберта вышла в середине 1960–х и не маскировала собственной публицистической остроты: мусульманская терминология ("джихад"), ближневосточные имена, пустыня в качестве места действия — все это недвусмысленно привязывало антиколониальный и экологический пафос космической оперы к темам газетных передовиц. Через полвека с небольшим в новостной ленте и на плакатах активистов — то же самое: Ближний Восток, антиколониализм, феминизм, экология. Не говоря о том, что главного сатрапа и подлого агрессора в книжке зовут Владимиром.
Тем показательней, что Вильнёв со своим соавтором сценария Джоном Спэйтсом напрашивающимся путем не пошли, отчасти разбодяжив забористую передовую повестку до концентрации дежурных прописей (тоталитарные империи и колониальная эксплуатация — плохо, свободолюбивые туземцы–повстанцы, живущие в единстве с природой — хорошо), а отчасти проигнорировав. Его можно понять: премьера истории о дерзком восстании бесправных, но фанатичных аборигенов пустыни первоначально намечалась на октябрь 2023–го — хотя слово "джихад" звучало сомнительно и до хамасовской атаки на кибуцы (перенести его в сценарий, разумеется, не решились).
Продолжение следует
Но главной причиной не бегать, задрав штаны, за комсомолом эпохи woke была для Вильнёва, видимо, изначальная ставка на задумчивую несуетную эпичность, дорогую режиссерскому сердцу. В первой серии экранизации эта остолбенелость от собственного величия ("фильм о непостижимости вселенной") уничтожала динамику, превращала в условность сюжет, сгоняла звезд уровня Бардема и Бролина в безликую массовку и снимала — вроде как за ненадобностью — вопрос о смыслах и идеях.
Вторая тоже отчаянно надувает щеки, никуда не спешит, теряет нить повествования и держит на задворках звезд уровня Кристофера Уокена, Флоренс Пью и Леи Сейду — но здесь по крайней мере есть скачки на гигантских червях, гладиаторские бои в ч/б, удар тактическим ядерным оружием и даже что–то вроде повода для размышлений: Пол Атрейдес, ныне Муад’Диб, преисполняясь ощущения собственной миссии, становится героем — или монстром?..
Впрочем, режиссер задает этот вопрос не настолько громко и настойчиво, чтобы испортить массовому зрителю впечатление от приторной внешности актера Шаламе и богатырских подвигов его героя. Этот сиквел слишком явно рассчитывает обзавестись триквелом (благо Герберт понаписал еще на десяток серий) и потому не слишком отвлекает червями сомнения от гигантских компьютерных червей.
