"От жестокости норманнов избави нас, Господи!" — молилась в раннем Средневековье вся Европа. Норманны — викинги, скандинавы — плавали тогда на своих драккарах от Америки до Сицилии, творя леденящие душу зверства.
Нынешние норманны — взять хоть ближайших к нам географически шведов — мухи не обидят (за этим проследит их соотечественница Грета Тунберг). Побуянив по–настоящему в последний раз под Полтавой — с известным результатом, — столетиями блюдут нейтралитет. А весь нерастраченный потенциал наследственной жестокости потомки викингов выплескивают в специально отведенное для этого место — в литературу.
Рецепт подсказал Стиг Ларссон. В прошлом веке, когда шведская словесность ассоциировалась у всех с в меру упитанным весельчаком, который живет на крыше, скандинавские нации не слезали с первых мест в мировых рейтингах по количеству самоубийств. Но потом они уступили это лидерство жителям постсоветских стран, зато словосочетание "скандинавская литература" вот уже почти тридцать лет приводит на ум социальные пороки, психические патологии и изощренные зверства. Все то, чем славен главный на сегодня жанр тамошней словесности: нордический детектив.
Шведский журналист Никлас Натт–о–Дагг дебютировал в криминальной романистике через полтора десятка лет после начала скандинавско–детективного бума, когда рецепты популярности были давно известны и нещадно эксплуатируемы. Понятно было, что нужно нагнетать мрачность и жестокость — но как привлечь к себе внимание, если тем же занята куча народу? Повысить концентрацию мрака и градус жестокости! Натт–о–Дагг поместил действие в грязный Стокгольм конца 18 века, главного героя–расследователя заставил умирать от чахотки, а его антипода–помощника (куда ж в детективе без хрестоматийной парочки!) сделал одноруким инвалидом. Первое же убийство, раскручивать которое взялись юрист Сесил Винге и отставной моряк Микель Кардель в романе "1793", отличалось запредельным зверством: жертве поочередно отрезали руки, ноги, язык и выкололи глаза.
Публика оценила полет патологической фантазии, книга имела международный успех — так что за "93–м" последовали "1794" и вот теперь "1795" (русские издатели гордятся тем, что перевод последней вышел одновременно со шведским оригиналом). Пишут, что сочинять про Винге целую серию Натт–о–Дагг изначально не собирался — потому и взял в протагонисты умирающего. Однако Сесила еще в прошлом романе без труда заменил его брат Эмиль, зато грязи и антисанитарии стало на радость сытому и чистому читателю только больше. Теперь пишут, что серия останется трилогией — то есть завершится на "Девяносто пятом". Пожалуй, лучше, чтоб так и оказалось: все–таки постоянное нагнетание "жести" и мерзости — путь тупиковый. От жестокости норманнов избави нас, Господи!
Алексей ЕВДОКИМОВ.