Сколько там осталось — этого лета! Потому мы и решили не рассиживаться, а предпринять познавательную поездку, что называется, одним днем.
А поскольку во встроенном в автомашину навигаторе не отыскалось буковки Z с диакритическим знаком, то перед тем, как посетить искомый литовский городок, назначали точки на карте, которые наш электронный гид находил безошибочно.
Во дворец Залениеки. Приписывается Растрелли!
Хотя порой казалось, что целью навигатора является не привести нас кратчайшей дорогой, а показать что–то новое. Вот, например, после того как мы миновали пририжские городки и поселки, составляющие фактически единую агломерацию со столицей, как будто один нескончаемый пригород, не особо отличающийся по внешнему виду от наших окраин (а порой даже выглядящих богаче — в частности, Озолниеки куда ухоженней, чем, скажем, Сужи или Букулти!), мы внезапно заехали в совершенно не туристическую часть Елгавы.
Вместо того чтобы миновать бывший губернский город Курляндии по объездной дороге, покатили по длинной улице Терветес. По названию населенного пункта, прославленного своими конями и пивом. И пришли к выводу, что в некоторых местах Елгавы вполне себе сохранилась застройка до Второй мировой, а то и до Первой. Просто она тут идет как бы фрагментами, не составляя особого ансамбля — но тем не менее показывает, что город был уважаемый, торговый.
Но вот миновали мы краевой центр с его воспоминанием о кратком индустриальном ренессансе (собранные в сотрудничестве с Москвой автобусы "АМО" до сих пор бегают) и погрузились в провинциальные дали. Проскочили поселочек с приятным названием Атпута — вот тут и надо отдыхать на лоне природы, не придали особого значения Свете (здешний замок–малютка в руинах, восстановление в стадии: начать — и кончить), и вот наконец Залениеки. Чудесный дворец — с загадочной судьбой!
Зеленая усадьба, или Залениеки, выстроенный остзейцами — как Грюнхоф, является одним из старейших орденских ленов Семигалии. Таково древнее название нынешней Земгале, под которым она значится, например, в полном титуле Императора Всероссийского: "Князь Эстляндскій, Лифляндскій, Курляндскій и Семигальскiй".
В 1562 году усадьба стала достоянием герцога Курляндского. Ну а строительство нынешнего замка началось в 1768 году, когда по распоряжению герцога Эрнста Иоганна Бирона выделяется 200 000 кирпичей на возведение поместья. Строительные работы продолжались до 1775 года. Вновь построенный замок был любимой охотничьей резиденцией герцога и его сына Петра и как таковой сохранялся до 1795 года, когда Курляндские герцогства присоединили к России. Здание имеет два этажа, ризалиты в центре обоих продольных фасадов и в торцах. Архитектурное решение, композиция, пропорциональные соотношения колонн и фронтонов напоминают дворец Строгановых в Петербурге, автором проекта которого является Бартоломео Франческо Растрелли. Сие обстоятельство и посейчас наводит историков и искусствоведов на гипотезу — самый раскрученный архитектор России спроектировал и Грюнхоф!
Хотя отдельные детали, такие как своеобразные колонные капители, оконные бордюры цокольного этажа, фасады с обильным ассортиментом архитектурных элементов, свидетельствуют о творческом почерке архитектора Северина Йенсена (1723 — после 1809). Датчанин, верой и правдой служивший потомкам рыцарей, возвел в наших краях семь дворцов — а кончил свои дни в далекой Италии. Так что компромисс знатоков зодчества: проект, разработанный Растрелли, реализовал Йенсен, внеся свои коррективы и сделав выдержанное в стиле барокко здание стилистически ближе к процветающему в то время классицизму.
225 лет тому назад император Павел I подарил усадьбу генералу российской армии принцу Вюртембергскому Александру. В 1850 году наследники продали усадьбу курляндцу, военачальнику русской службы Алексею фон Шеппингу. Сохранились оригинальная штукатурка, декоративные детали. Годы были не властны над дворцом — хотя на крыше черепица сменилась жестью, все же планировка до начала XX века не менялась. Это удивительно — в треволнения 1905, 1914–1920, 1940–1945 гг. дворец не разрушался, не горел. Сразу же после аграрной реформы, лишившей собственности немецких дворян, перешло владение в руки свободолюбивой Латвийской Республики, учинившей тут свое сельхозучилище. И в социализме были курсы председателей колхозов, техникум агропрома.
Мы гуляем по чудесному, тронутому легким запустением парку у пруда. Целыми группами красуются такие нечастые для наших краев деревья, как грабы, лиственницы. Романтический пейзаж с серебристыми кленами и пихтами особенно успокаивает — при полном отсутствии людей. Хотя сейчас в замке работает Зелениекская коммерческая и ремесленная средняя школа. А вот в бывшей господской конюшне с 2019 года создан Дом реставраторов, где оборудован ряд учебных мастерских: каменщиков, краснодеревщиков, реставрационных технологий, обивки, 3D–дизайна…
Корчма на литовской границе
Чтобы попасть в тот самый таинственный пункт, начинающийся с буковки Z под галочкой, нам надо еще прибыть в Аугсткалне. Само по себе название, несколько вымышленно–вымученное, указывает на исторически недавнюю латышизацию. Действительно, название это на карте появилось в расцвет эпохи Улманиса, в 1938 году, когда меняли имена. А так исторически это была усадьба Гренцхоф. "Дворец на границе" фактически так и стоит, у въезда в пределы Литвы. Хотя по древним пределам и к югу там еще была Семигалия.
Это здание, построенное по заказу одного из самых разветвленных княжеских родов Курляндии — Ливенов, в 1870–е годы служит памятником неоготике. Самое загадочное, что автор его доподлинно неизвестен, предполагается Отто Дитце (1833–1890), один из создателей центра Риги, как мы его сейчас знаем (более 20 домов!), городского архитектора Митавы и… культового моста через Венту в Кулдиге. Ну взгляните на эти рыцарские декорации со всяческими ризалитами! Точно родной братик мостика. Кирпич как будто с одного завода брали.

Замок Гренцхоф–Межмуйжа. Фото автора.
Получивший опять–таки "национализированное" имя Межмуйжа, дворец во времена независимой ЛР послужил резиденцией творческого люда. Живал тут сам народный пиит Янис Райнис, еще знаковый фотограф Вилис Ридзениекс, а писатель Робертс Селис (1884–1975), посидевший при гитлеровцах в заключении, запечатлел происшествия в замке в романе "Силайнская усадьба", который был опубликован в Риге в 1948 году. Заслуженный деятель культуры Латвийской ССР, между прочим.
Волостному дому Аугсткалне тоже несказанно повезло — его миновали, как сейчас говорят, геополитические страсти. Хотя тут дислоцировались и вермахт, и Красная армия, дворец сохранился, в начале XXI века реконструирован — и ныне процветает как местная школа, где проходят также всяческие мероприятия. В Аугсткалне живет около 500 человек, это крупное по латвийским меркам село, и, что самое примечательное, здесь выпадает наименьшее количество осадков в республике. То есть фактически мы посетили самую континентальную часть Латвии! Так сказать, крайний юг. А вот уже Литва.
Екатерина — ты была тут права
Вот он — красавчик Platonas Zubovas, фаворит Екатерины Великой. Хотя его портрет еще надо поискать, это своего рода конкурс–квест, ибо в угоду современным реалиям литовские владельцы усадьбы не особо акцентируют ее русскую часть истории. Хотя здание отреставрировано на совесть, включая даже и роскошный чердак с лестницей, откуда можно невозбранно подняться на крышу и запечатлеть восхитительный парк имения Жагоры.

Имение Платона Зубова в Жагаре. Фото автора.
У Платона Александровича Зубова (1767–1822), прожившего бурную интимную и политическую жизнь, под конец было до 30 000 душ крестьян, заселявших его многочисленные деревни с пахотной землей, лесами и другими угодьями. Полевое хозяйство было правильно организовано, оборудованы конские заводы, выводившие прусскую породу лошадей. Не доверявший никому, Зубов входил в каждую хозяйственную мелочь. Обладая огромным состоянием, в последние годы отдался увеличению своего богатства, входил в подряды, промышлял контрабандой, барышничал. Скаредность его дошла до крайних пределов: жил он экономно, одевался плохо. В разговоре часто употреблял без толку поговорку "так ему и надо!".

Вот таков был фаворит Екатерины II. Фото автора.
Создатель же Жагорского парка — наш земляк Георг Фридрих Фердинанд Куфальдт (1853–1938), балтонемецкий ландшафтный архитектор, создатель чуда Бастионной горки и парка дворца Элея. В 1898 году он взялся сформировать в имении, коим совсем недавно рулил род Зубовых, а потом перенял другой российский царедворец, Георгий Нарышкин, — парк на английский манер. Появилась четко расчерченная структура с прогулочными дорожками, тенистыми рощицами, а главное — ипподромом для конской выездки. Истовые лошадники, Нарышкины завели громадные конюшни в стиле Тюдоров, это здание ныне представляет собой чудный артекфакт. А вот в отличие от него бывший молокозавод, тоже в готичном духе, запущен. Вообще братья литовцы, создается впечатление, действовали по принципу — кто во что горазд. Совсем рядом с шикарным дворцом — жалкие, с провалившимися крышами домишки. Как говорят, у нищих слуг нет.
Большая часть реконструкции в Жагарском имении относится ко временам ковида — государство использовало фонды ЕС разумно, сделали уют. Заходим и попадаем в охотничью фантазию богатого литовца. Повсюду чучела зверья — от привычных нам кабанов и оленей до лосей, зубров, джейранов, зебр и даже страусов. Вот настреляли же энтузиасты, сюда точно зеленым лучше не ходить! Топовым явлением я бы признал убиенного медведюшку, где–то 2,5 м ростом, который при прохождении мимо начинает рычать на государственном языке Литвы: "Sveiki, sveiki!" Застрелили косолапого на Сахалине, вероятней всего, в те благословенные для трапперов времена, когда шкуры можно было без проблем перевозить на самолете. Контрольным выстрелом в сознание зоозащитника способны стать слоновые бивни, добытые неутомимыми сынами Жемайтии и Аукштайтии где–то в дебрях Африки. Пояснительная информация сообщает, что пулял известный врач.
Вполне логично, что литовцы не стали делать акцента на Зубове и его забавах с императрицей Всероссийской, но провели его среди прочих властителей имения, начиная с Сапеги из Великого Княжества, которое, как известно, еще в позднем Средневековье реализовало концепцию "от Балтийского до Черного моря". В стиле — "все будет Литва" — несколько залов дворца уставлены всяческими плетеными кожаными постолами, угольными утюгами, прялками, патефонами, керосиновыми фонарями и прочими предметами быта самобытности крестьянства. Проходя мимо некоторых экспонатов, можно услышать мелодии в духе ля–минор типа шансонного радио, опять–таки опознавая единые культурные корни Восточной Европы.

Из века в век несутся воды… Фото автора.
Представлена также впечатляющая коллекция галстуков литовского журналиста, экспозиция фотокарточек живой природы (слава богу, тут хотя бы не стреляли), а также втащены массивные настольные часы, письменный стол, интерьеры кабинета директора Жагарской гимназии.
Вишневая столица на две тысячи
Жагаре сейчас — милейший, сонный, пропитанный солнцем городишко на пару тысяч человек. Принадлежа к Йонишкскому району, он как бы провинция провинции. Но… по возрасту на три года старше Риги. Служит сейчас местом паломничества туристов из соседней страны. То и дело слышишь латышскую речь на улицах или в магазинах.
На главной площади целых три супермаркета разных литовских марок. Цены те же, что у нас — ну, разве крошечку пониже, но выбор совсем другой. Масса всяческих национальных вкусняшек от здешних мясников, сыроваров, кондитеров. Можно заметить, что в торговые сети Литвы несколько более попадает местная продукция, общих брендов с нами немного. А вот и торговлюшка текстилем — предлагаются приличные льняные платья.

Храм в Жагаре. Фото автора.
Как воспоминание про то, что представляло собой Жагаре до Второй мировой — на каждом доме бронзовая табличка с указанием, мол, жил тут такой Мотель Каплан и имел, предположим, мануфактурную продажу. Подавляющее большинство довоенных жителей было истреблено в Холокосте. Очень немногих спасли местные жители, в честь праведников мира стоит крест у романтического храма Апостолов Петра и Павла.
В Жагаре можно встретить и малый архитектурный акцент — громадные вишни, ведь мы в краю, славящемся своим садоводством. Все тот же теплый климат играет. Природа благожелательно подправлена — у озера зубовского поместья шумит искусственный водопад. Вдали виднеется поседевшего камня ветряная мельница, крылья — отсутствуют. Все–таки старый барин не вернется никогда.