«За этой милой и красивой фотографией, сделанной 1 сентября, стоит много слез. Много слез, страхов и переживаний», — с таких слов молодая мама Евгения Острога начинает тяжелую и трудную публикацию в своем аккаунте в Facebook, раскрывая, насколько трудными были первые шаги ее сына в детском саду. Не осуждая какой-то конкретный детский сад или педагога, она заставляет всех задуматься о системе, которую, как она считает, необходимо изменить.
«В этом году Давид пошел в детский сад. Наша семья вовремя начала подготовку к детскому саду – уже в начале лета мы каждый день ходили в сад, шли к забору, говорили сыну, что это будет его сад, где у него будет много игр и друзей. Мы каждый день рассказывали, какой будет повседневная жизнь в саду и т. д. За несколько месяцев до этого обговорили на работе другой график - такой, чтобы в сентябре я могла пойти в сад с Давидом, находиться там столько, сколько нужно, чтобы сыну там было хорошо...
День 1: праздничная часть. В групповом зале собираются 18 семей с детьми в возрасте +/- 2 года. Дети в замешательстве, бегают, играют, 2 воспитателя пытаются всех усадить и накормить. Никто не сидит, все бегут, все в растерянности. Родителям сообщают, что сегодня смогут показать детские групповые комнаты. Но завтра родители прийти уже не смогут.
Итак, утром в сад приведут 18 маленьких детей. Родителям остаться нельзя. Родителям нельзя даже переступать порог групповой комнаты. В гардеробе надо попрощаться с ребенком и передать его воспитателю, которого ребенок видит впервые в жизни, потому что накануне он его даже не заметил в толпе людей. На работе мы договорились о графике, чтобы каждый день быть с сыном в саду. Чтобы помочь и поддержать. Это никому не нужно, кроме нас самих. Как грустно.
День 2: по дороге в детский сад я говорю Давиду, что ему придется остаться с другими детьми и воспитательницей, потом он немного поиграет, а я приду за ним через час. Мы приходим в сад, Давид охотно целует меня, машет рукой и смело заходит в групповую комнату один. Я вернусь через 40 минут. Уже за воротами детского сада я слышу детский плач. Я подошла к гардеробу нашей группы. За дверью ужасно плачут 18 детей. Время от времени в комнате группы раздается громкое и резкое «Шшшшш!». Дети продолжают плакать. Я стучала в дверь как минимум 5 раз, пока кто-то не услышал это сквозь детские крики. Мне привели Давида. Он не плакал. Маленький рот плотно закрыт, в глазах страх. Заполз ко мне на колени. Сидит тихо, прижимаясь.
День 3: Приходим в сад. По дороге Давид говорит, что не хочет идти. Он останавливается у входной двери и говорит, что не войдет. Кое-как уговорила зайти в гардероб. Там уже есть несколько детей с родителями. Все плачут. Давид переодевает обувь, подходит ко мне, забирается мне на колени и говорит, что не пойдет внутрь. Я сажусь с малышом на скамейку. Рядом сидит отец, дочь у него на коленях, плачет, говорит, что не пойдет внутрь. Папа ее любит, говорит, что ему придется уйти.
Выходит воспитательница, говорит, что так только хуже, забирает девочку из рук отца. Ребенок плачет, пытается удержать отца, его несут внутрь. Дверь заперта. Папа уходит. Папа плачет. Приходит мать с дочкой. Девочка начинает истерически плакать, хлопать руками и повторять «нет-нет-нет». Мать силой подталкивает ее к двери группы, девочка падает на землю, хватает мать за ногу, выходит воспитательница, затаскивает девочку внутрь, дверь запирается, девочка изнутри бросается к двери. Мама уходит.
Так один за другим, кто-то плачет больше, кто-то меньше, все дети внутри, все родители ушли. Внутри все плачут, время от времени раздается громкое «Шшшшш!», услышанное накануне и «ешьте кашу!». Мы с Давидом остаемся одни в гардеробе. Малыш говорит, что хочет в туалет. Туалет внутри группы. Я постучала в дверь, сказала, что малышу нужно в туалет. Мне сказали, что он может зайти. Давид отказывается заходить без меня. Я спрашиваю, могу ли я проводить его в туалет. Я отрезают «нет!». Через некоторое время горшок выносят и яростно суют мне в руки.
Мы продолжаем находиться в гардеробе, я жду, может малыш будет готов присоединиться к группе, хотя после увиденного я не знаю, хочу ли я, чтобы он туда шел. Проходит некоторое время, из группы выходит воспитательница, говорит, что мы слишком долго сидим, подходит к Давиду и велит ему зайти. Я останавливаю воспитателя, говорю, что мы будем сидеть столько, сколько нужно моему ребенку, чтобы он был готов. Лицо воспитательницы становится очень злым, она ничего не говорит, заходит внутрь, закрывает дверь.
Через секунду дверь распахивается, и она говорит мне, что я учу своего ребенка ужасному ритуалу, который он будет использовать каждый день. Дверь закрывается снова. Я говорю Давиду, что мы пойдем домой, обуваемся и уходим. Я иду по улице и плачу. Мне больно за каждого ребенка, который остался один, нелюбимый, напуганный, растерянный, с чужим человеком. За каждого родителя, у которого ребенка вырвали из рук со словами, что все в порядке и что первый месяц все плачут. Мы приходим домой. Давид со мной. Давид в порядке.
Но еще 17 детей в нашей группе, еще сотни детей в других садиках чувствуют себя ужасно!
И у меня появляется вопрос...почему подобное происходит в 21 веке? Мы, живущие в свободной Латвии, люди, живущие в Европе, продолжаем использовать в своих садах методы советских времен? Мы, молодые родители, окружающие себя таким большим количеством информации, таким большим количеством возможностей узнавать и учиться, согласны ли мы, чтобы с нашими детьми обращались жестоко, потому что кто-то сердитым голосом говорит нам, что это правильный поступок? Потому что так было в их детстве? Так как же мог кто-то получить травму 30-40-50 лет назад и сейчас продолжить эту прекрасную традицию? Какие ресурсы нужны, чтобы родители могли прийти на период адаптации вместе со своим ребенком столько, сколько нужно конкретному ребенку? Не облегчит ли это также работу перегруженных работой воспитателей?
Немного статистики: в странах, куда родители приезжают на адаптацию вместе с ребенком, дети болеют гораздо реже! Родительский разговор нашей группы через 4 дня: около 7-10 заболевших детей. Непонятно почему...
Чему мы учим ребенка? Что его эмоции и чувства не важны? Что единственный человек, который может его защитить, уходит, когда ребенок в нем нуждается больше всего? В том, что чужой человек может отобрать ребенка и увезти его? Чему именно учат ребенка? Родители, удивляетесь ли вы, что в подростковом возрасте ваши дети становятся отчужденными и не приходят к вам со своими проблемами? Разве не этому мы учили их в детском саду?
Это не история одного «плохого» детского сада или одной «ужасной воспитательницы». Это история системы. Нашей системы дошкольных образовательных учреждений. Не пора ли это изменить? Министерство образования и науки, управление образования.
P.S. Документы Давида из сада забрали. В данный момент он проходит адаптацию вместе с нами в частном саду, где мы можем быть с ним, пока учитель становится знакомым и безопасным взрослым, которому он может доверять.
Как он узнает? Через нас. Через наше общение с воспитателем, через наш покой и улыбки, видя, что в этом месте все дружелюбны и добры друг к другу. Наступит день, и мы оставим Давида в саду с воспитателем. Да, он будет скучать по нам и, наверное, заплачет. Но я знаю, что тогда он будет искать утешения у хорошо знакомого и любящего взрослого, который возьмет его на руки и скажет, что грустить и плакать – это нормально. Кто примет его эмоции и поможет ему справиться с ними».
<iframe src="https://www.facebook.com/plugins/post.php?href=https%3A%2F%2Fwww.facebook.com%2Froma.ostroga%2Fposts%2Fpfbid0sMvN9CFyvXJf4Atrectvt9K3p54Z7k3pAkdkmnhpHfJBoU965Bjyxb1x5CmNm8fzl&show_text=true&width=500" width="500" height="741" style="border:none;overflow:hidden" scrolling="no" frameborder="0" allowfullscreen="true" allow="autoplay; clipboard-write; encrypted-media; picture-in-picture; web-share"></iframe>
