Здесь каждый может посмотреть, сколько платит сосед.
Как построить справедливую налоговую систему, не распугав предпринимателей? Этот вопрос стоит перед многими странами Европы, но, пожалуй, лучший ответ на него дала Норвегия.
Страна с одним из самых высоких уровней жизни, крупнейшим суверенным фондом и традициями прозрачности с 1892 года применяет налог на богатство. С 2022 года он вырос и стал причиной отъезда сотен миллионеров, прежде всего предпринимателей. Власти говорят: это цена социальной сплоченности. Бизнес отвечает, что эта цена слишком высока.
В своём материале, опубликованном в Reuters, Франческо Канепа и Терье Сольсвик разбирают последствия налоговой реформы — для самих норвежцев и для других стран, которые смотрят в сторону новых фискальных решений.
Исследования статистического ведомства страны и профессора Роберто Яконо из Норвежского университета науки и технологий показывают: этот налог почти не мешает инвестициям, не снижает занятость, не душит рост и при это усиливает прогрессивность системы. Потому что богатство — это не просто доход, это активы, доступ к ресурсам, влияние. И когда ты платишь с капитала, а не только с зарплаты, ты вносишь вклад, соразмерный твоим реальным возможностям. Это делает систему честнее и, что не менее важно, устойчивее.
Норвежская модель держится не на готовности богатых мириться с дополнительной нагрузкой, а на поддержке большинства. Для норвежцев перераспределение — часть привычной социальной конструкции, а не спорная мера. Поэтому власть имущие могут сохранять и корректировать этот налог: за ним стоит устойчивый общественный запрос, а не временная политическая инициатива.
И именно этого сегодня не хватает другим: не технических решений, а морального обоснования, почему одни должны платить больше. Формально ставка налога составляет 1–1,1 % на имущество, стоимость которого превышает примерно 1,76 млн крон (около 174 тысяч долларов). Поэтому под действие закона подпадают не только самые обеспеченные, но и значительная часть среднего класса и достаточно обеспеченных людей.
Чтобы избежать ситуаций, когда налог приходится платить с активов, не приносящих дохода, система включает несколько корректировок: основное жильё учитывается по пониженной оценке, коммерческие активы — с дисконтом, а долги вычитаются из налоговой базы. Это позволяет рассчитывать налог с более реалистичной стоимости имущества и снижает риск излишней фискальной нагрузки на владельцев активов.
К тому же исследования показали, что налог на богатство не привёл к снижению накоплений у норвежских семей. Ожидалось, что дополнительная нагрузка сократит сбережения, однако на практике многие домохозяйства начали откладывать больше, адаптируя свои расходы и финансовое поведение. Это говорит о том, что система оказалась устойчивой даже в условиях роста налогов.
Есть и еще один принципиальный момент — выходной налог. Уехать из Норвегии, чтобы спастись от налогов, больше не получается. С 2024-го при эмиграции нужно заплатить 37,8 % от нереализованных доходов. То есть если акции выросли, но ты их не продал — налог всё равно начисляется. И отсрочить выплату нельзя. Так государство говорит: можешь уехать, но не с чужими деньгами.
Сама атмосфера тоже работает в пользу системы. В Норвегии налоговые декларации открыты. Каждый может посмотреть, сколько платит сосед. Это создает прозрачность, которая редко встречается в других странах. Попробуй не заплати — и ты не только нарушитель, ты аутсайдер в обществе, где прозрачность — норма.
Успех норвежской схемы не означает, что всё гладко. Во‑первых, отток богатых. После повышения налога и ужесточения правил «выхода» страну покинули сотни состоятельных резидентов.
Во‑вторых, это удар по стартапам и тем, у кого активы есть, но прибыли еще нет. Когда налог начисляется на накопленное состояние, а не только на доход, предпринимателю придется платить еще до того, как он заработает первую крону. Критики говорят, что это снижает стимулы создавать компании в Норвегии.
В‑третьих, правило универсальности не всегда работает. Норвегия — страна с сильным институтом, высоким уровнем доверия, значительными доходами от нефти. Перенести модель напрямую в страны с другой структурой экономики, более слабыми институтами и меньшей социальной сплоченностью — рискованно. Европейский фондовый, налоговый и предпринимательский ландшафт сильно отличается от норвежского.
Расходы на оборону, социальную политику и экологический переход – всё это делает идею налога на богатство актуальной для Европы. Одновременно увеличиваются бюджетные дефициты, и вопрос о том, как распределить налоговую нагрузку, становится всё острее. Поэтому внимание к налогу на богатство закономерно усиливается. Но норвежский пример показывает, что успех такой меры зависит от того, насколько устойчивы институты и насколько общество готово принимать перераспределение.
Во-первых, для введения налога на богатство должны быть созданы соответствующие институты: прозрачная оценка капитала, разумный учет долгов, понятные и стабильные правила выхода из страны. Там, где такие механизмы не выстроены, налог превращается в административный кошмар или просто не работает. И это, к слову, не мнение идеологов — это выводы самого МВФ: налог на капитал хорош не сам по себе, а как часть настроенной системы.
Во-вторых, для эффективности важна широкая база налогообложения. Франция это уже прошла: налог в 2 % для самых богатых выглядел заметным политическим шагом, но фактически приносил в бюджет менее миллиарда евро в год — слишком мало для экономики такого масштаба. Практика показывает, что более результативны не отдельные «громкие» сборы, а системные решения, охватывающие капитал, наследство и активы в корпоративных структурах. Они обеспечивают стабильные поступления и меньше зависят от поведения узкой группы налогоплательщиков.
В-третьих, важен не только размер налога, но и то, как его введение воспринимается обществом. В Норвегии налог на богатство существует давно и считается частью общих правил: если у человека значительные активы, он вносит больший вклад в систему. В странах вроде Италии или Великобритании такой шаг может вызвать опасения. На фоне уже растущей миграции капитала любые объявления о новых налогах воспринимаются как угроза. По оценкам Henley & Partners, в 2025 году Великобританию могут покинуть около 16 500 миллионеров, тогда как Норвегию — около 150. Разница масштабов объясняется и тем, что население Великобритании значительно больше, но она также показывает, насколько острой может быть реакция на фискальные сигналы.
И, наконец, важна ясность. Наиболее устойчивыми оказываются те налоговые решения, которые честно обозначают свои цели и не создают иллюзии, что сложные проблемы можно решить одним способом. Италия — пример такого подхода. Вместо того чтобы вводить полноценный прогрессивный налог на богатство, она ограничилась повышением фиксированного ежегодного сбора для состоятельных иностранцев до 300 тысяч евро. Это мера узкая и не направлена на сокращение неравенства, но она выполняет свою прямую функцию — приносит дополнительные доходы бюджету и остаётся понятной для всех, кого касается.
Европе в 2025 году нужен не новый, громко объявленный налог, а взвешенное решение, которое позволит пополнить бюджет, не подрывая инвестиционную активность и не создавая избыточных рисков для бизнеса. Опыт Норвегии показывает, что такой баланс возможен, но работает он только тогда, когда налоговая политика воспринимается как часть продуманной системы, а не как разовая политическая акция.
Налог на богатство — это прежде всего политический выбор. Он отражает не только потребности бюджета, но и то, как государство определяет свою роль. Норвегия выстраивает отношения с гражданами как партнёрство: государство обеспечивает доступ к услугам и стабильность институтов, а граждане, включая самых обеспеченных, участвуют в финансировании этой системы.
Европейские страны оказываются между двумя подходами — моделью минимального вмешательства и более широким государственным участием. И здесь важен баланс: неправильно настроенный налог может ослабить предпринимательскую активность, но сохранение статус-кво при растущем неравенстве также создаёт экономические и социальные риски.
Норвежский пример показывает, что сбалансированная модель возможна, но требует развитых институтов, прозрачного администрирования и общественного доверия. Универсального решения нет: модель работает только в тех странах, которые способны встроить её в собственную систему.
<iframe width="560" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/tKQh0uclV0M?si=z6f7isZohFNYEnut" title="YouTube video player" frameborder="0" allow="accelerometer; autoplay; clipboard-write; encrypted-media; gyroscope; picture-in-picture; web-share" referrerpolicy="strict-origin-when-cross-origin" allowfullscreen></iframe>
