22 июня 1941 года Вторая мировая открыла самый протяженный и кровавый фронт — советско–германский. Это оказало определяющее влияние на ход крупнейшего вооруженного конфликта во всей истории человечества и предопределило политическое размежевание в Восточной Европе, последствия которого в значительной мере ощущаются и теперь.
Но и на микроуровне, в рамках отдельной небольшой страны, события тех лет по–прежнему являются так называемыми сложными страницами истории. И проще от времени не становятся.
"Двойная маргинализация"
Поэтому стоит обратиться к тем источникам, которые были опубликованы до 2022 года. Нам поможет вышедший несколько лет назад в канадском Университете Торонто англоязычныый труд историка Константина Фукса — "Еврейская война на берегах реки Даугава: сионистские воины латышских военных формирований вспоминают II Мировую войну".
В историографии Латвийской ССР нечасто вспоминали таких персонажей, как, к примеру, кавалер ордена Александра Невского капитан Язеп Пастернак, парадно въехавший в октябре 1944 года в Ригу на белом коне:
"Проблема непропорционально большого количества еврейских солдат, сражающихся бок о бок с этническими латышами в национальных подразделениях не была полностью скрыта, а скорее была притоплена. Возможно, это могло бы повредить идиллической картине этнических латышей как авангарда национальной дивизии, сражающейся за освобождение Родины от немцев".
На другой стороне "железного занавеса" тема также являлась спорной: "Рассказ о советском еврее–герое Великой Отечественной войны открыто не приветствовался в послевоенной исторической памяти западных еврейских общин и Израиля. В усиливающейся конфронтации холодной войны, примером которой является антикоммунистическая охота на ведьм в США, для послевоенных еврейских иммигрантов из Балтийских республик и Восточной Польши было принято ощущать уязвимость из–за своей прошлой военной службы в Красной армии из–за боязни раскрыть свою реальную или мнимую связь с коммунистическим режимом и его репрессивными органами".
"Более того, история еврейских комбатантов союзных сил обычно замалчивалась в исторической памяти Израиля из–за ее основной направленности на жертвы еврейского народа во Второй мировой войне, которая лишь отмечала героизм еврейского движения сопротивления во время Холокоста".
"Сынок, Красная армия отступает"
Летом 1941 года, после репатриации балтийских немцев, евреи составляли вторую по численности группу нацменьшинств Латвии — около 5% от численности жителей страны, после русских (9%).
Согласно подсчетам латвийского историка Лео Дрибина, около 70 000 граждан Латвии еврейского происхождения оказалось на территории, оккупированной нацистами — и практически поголовно было уничтожено. В то же время примерно 15 000 человек смогло эвакуироваться.
Канадский исследователь констатирует: "Хотя краткий период советизации положительно повлиял на политические и социальные права многих групп латвийских евреев, которые могли получить доступ к должностям в правительстве, армии и образовании, которое они никогда не смогли бы получить при авторитарном режиме Карлиса Улманиса, смена власти существенно ухудшила их отношения с национально настроенными латышами, которые молча обвиняли первых в активном участии в оккупации Латвии и установлении коммунистического режима.
Антисемитские настроения усилились из–за того, что многие евреи действительно приветствовали советские войска с распростертыми объятиями или молчаливым одобрением. Более того, главой репрессивных органов Латвийской ССР был еврей, представитель Москвы Семен Шустин, ответственный за репрессии в 1940–м и 1941–м.
Однако на самом деле среди латвийских чекистов число евреев было незначительно, большинство офицеров безопасности были латыши и русские".
После советизации Латвии сионистские организации, легально существовавшие вплоть до июня 1940 года, были распущены, а их имущество национализировано. "Некоторые евреи восприняли новые власти с подозрением, если не с ненавистью, основанной на их предыдущих встречах с русскими большевиками. Высказывались "антирусские" настроения в Риге среди некоторых богатых евреев столицы, которые, возможно, повлияли на их решение остаться в Латвии с началом войны".
Воспоминания рижского старожила М. Эпштейна, опубликованные в эмиграции в 1972 г., фиксируют следующие цитаты: "Почему нам надо бежать, что может случиться? Русские, которых я знаю с 1919 года, они нас убьют, а здесь мы будем работать".
"Нет, большевики убили моего брата в 1919–м, зачем нам ехать в СССР? Останемся здесь, мы домовладельцы, ничего с нами не будет".
С другой стороны, А. Бахат вспоминал о спонтанности решения покинуть Латвию в июне 1941 года. "Нарратив о возможности мести евреям латышских националистов был существен". "Сынок, Красная армия отступает, решай, что делать, если ты чувствуешь, что они могут отомстить тебе — беги", — говорила мама рижанина Я. Альперовича, которого историк называет "изначально советским лоялистом".
"Фактически многим евреям пришлось выбирать между "меньшим из двух зол", — заключает историк из Торонто. — Коммунистический террор был меньшим злом, потому что по сравнению с нацистским террором последний угрожал всем евреям без исключений".
Идейные борцы
Молодежные сионистские организации, "Бейтар", "Ха–Ноар Ха–Цаир", "Тнуа" и "Неташ", продолжали действовать и после июня 1940 года, но в подполье. Однако, как свидетельствовал тогдашний активист Шмуэль Шошан, с началом войны оппозиционеры решили присоединиться к "хаотично формируемой" Рабочей гвардии. "Парадокс этого еврейского волонтерства", пишет Константин Фукс, был в том, что молодежь объединялась с собственными гонителями — ведь НКВД, руководивший батальонами Рабочей гвардии, только что, 14 июня 1941 года, выслал в Сибирь более тысячи евреев.
Ну а вскоре большинство еврейских мужчин из Латвии, оказавшихся в эвакуации, пошло добровольцами в 201–ю стрелковую дивизию, получившую наименование Латышской. В некоторых подразделениях даже занятия проводились на идиш. Первый командир дивизии называет цифру в 30% евреев от общего числа бойцов.
Председатель Верховного Совета Латвийской ССР профессор А. М. Кирхенштейн с недоумением спрашивал при первом посещении дивизии 12 сентября 1941 года в Гороховецких лагерях, еще до начала призыва латышей, проживавших в СССР до войны: "Разве евреи теперь за латышей считаются?" Затем их доля упала до 17%.
Между тем, были и такие, как Израиль Цемах, бывший участник сионистского молодежного движения, который вышел к советско–афганской границе, чтобы добраться до Палестины и вступить в Еврейский легион под эгидой британской армии. Вместо этого он оказался в советском лагере.
Ну а прошедший войну Язеп Пастернак, заслуженный деятель искусств Латвийской ССР, скончался от многочисленных ножевых ранений в 1972 году в возрасте 53 лет. Ветерана–фронтовика убили в собственной квартире, где он принимал земляков, намеревающихся уехать на Землю Обетованную, и оценить перед этим антиквариат. Прощание состоялось в Музее искусств, похороны — на I Лесном кладбище. Преступники так и не были найдены.
