Пришла печальная весть: не стало ветерана флота донкермана Владимира МАРКОВА и его жены Елены. Долгие годы они были вместе. Даже когда супругов разделяли океанские расстояния.
В семидесятые годы мы вместе с Володей, донкерманом танкера "Аусеклис", несколько месяцев работали на Кубе. Когда в свободное время бывали на пляжах, он писал на песке большими буквами: "Лена". Со временем волны смывали имя, Володя опять и опять писал имя любимой.
Когда появилась возможность ходить в рейсы членам семей моряков, Елена вместе с мужем отправлялась в дальнее плавание. Вместе они радовались успехам в творческих конкурсах внучки Вероники, а позже — первым шагам правнука Тимура. И ушли они в один год с разницей в несколько месяцев. Светлая память, вам, друзья!
Рассказы Владимира Маркова много раз публиковались на наших страницах. Публикуем две его истории.
Владимир и Елена Марковы.
Качка на берегу
Середина семидесятых. Танкер "Алтай" направляется в район Западной Африки — снабжать топливом рыбаков. По окончании этой миссии нашему теплоходу предстояло идти на Кубу — и работать несколько месяцев между портами этой страны.
Бывает, что судно преодолевает Бискайский залив, не испытав большого шторма. Этого нельзя было сказать о нынешнем рейсе "Алтая". Качка разыгралась ужасная, танкер едва выгребал, многие моряки укачались до последней стадии морской болезни. Не были исключением и представительницы прекрасного пола нашего экипажа: судовой врач, буфетчица, дневальная, камбузница, повар — все пять женщин "Алтая" лежали пластом.
У меня тогда была любительская кинокамера. Конечно, не снять разбушевавшиеся волны я не мог, и, поднявшись на шлюпочную палубу, а то и повыше — на верхний мостик — фиксировал их неистовство. Снимать ниже было опасно — можно было оказаться в объятиях Бискайского залива.
В то время я трудился не только донкерманом, но и был избран председателем профсоюзного судового комитета. Старпом обратился ко мне как к представителю общественности, которого в большой мере касаются условия жизни моряков.
— Слушай, Володя, — сказал старпом, — я не знаю, что делать: пищеблок в отключке — повариху и камбузницу не поднять с койки, а экипаж надо кормить!
— Нельзя морякам голодать! Решим проблему! — ответил я и отправился на переговоры с электромехаником и вторым донкерманом.
— Ребята, — говорю, — давайте спасем экипаж от неминуемого похудения!
Возражений не последовало, и была создана бригада "быстрого реагирования".
Облачившись в белые поварские куртки, мы принялись кашеварить с утра до вечера. Один чистит картошку, другой отбивает мясо, третий нарезает салат. И происходит это в условиях, когда кажется, что плита сейчас подпрыгнет и начнет отплясывать! Хотя и прикреплена намертво к палубе.
Надо сказать, что старпом разрешил нам брать любые продукты, какие пожелаем. В результате в условиях ужасного шторма не укачавшаяся часть экипажа питалась вкусно и калорийно — ешь, сколько душа пожелает, в меню — с румяной корочкой отбивные и жареная на сливочном масле картошечка.
В свободную минуту я не забывал о своей кинокамере — продолжал съемки "бискайского беспредела".
Через пять дней шторм закончился. На работу вышли немного похудевшие повариха и камбузница. Донкерманы и электромеханик справились с поставленной задачей. Только старпом и артельщик подсчитывали с грустью перерасход продуктов. Хотя ела только часть экипажа, но с отменным аппетитом — за себя и за того, кто укачался.
Так случилось, что через несколько месяцев после этого рейса по семейным обстоятельствам я временно перешел работать на берег.
Как–то вечерком у себя в уютной комнате наладил я кинопроектор, демонстрирую жене Елене и себе на экране свои морские приключения. Поставил ленту с памятным штормом в Бискайском заливе.
И вдруг, глядя на ошалелые волны, чувствую, что мое кресло словно вверх потянуло, а затем — раз! — и в глубокий "овраг" меж высокими волнами. Себе не верю, но осознаю, что укачался! Худо мне, в самом деле…
Пришлось прекратить демонстрацию фильма.
Северная радость
В восьмидесятых годах я работал на танкере "Ленинск–Кузнецкий". Случай, который хочу описать, произошел, когда судно несколько месяцев работало на севере.
Стояли мы как–то в небольшом местечке под Архангельском. Я и еще два моряка отправились в город. В Архангельске позвонили по междугородному телефону домой, купили кое–что. И вот обратно на судно решили ехать на такси.
Идем, а под ногами крутится беленькая собачка, помесь болонки с терьером. Подходим к автомашине, открываем дверь, а она — прыг на сиденье. Мы не протестуем, мол, хочешь ехать — поехали.
Приезжаем в порт, идем на пароход, а она впереди нас бежит. Словно всю жизнь на наш танкер возвращалась из увольнения. Бежит — даже не оглядывается! Взлетела по трапу — наверх, и дальше — в надстройку. Как раз к моей каюте подбежала и смотрит на дверь: здесь, мол, буду жить! Таким образом, у меня появилась квартирантка. Назвали ее Лада.
Однажды ночью будит меня собака. "Что такое?" — думаю. Ну ладно, раз хочет она чего–то, открываю дверь каюты. Лада побежала куда–то вниз.
А в те времена ночью вахта второго помощника и второго механика всегда картошку жарили, после окончания вахты. Так вот, собака на запах этой картошки и помчалась. Иду за ней, меня тоже за стол пригласили, потравили мы байки всякие–разные. И Ладе в тарелку картошечки положили.
На следующую ночь она опять будит меня! Картошки, мол, захотелось. Мне пришлось вставать. На третью и последующие ночи я уже дверь не закрывал, к концу вахты второго помощника и второго механика собачка сама пробуждалась — и спускалась вниз.
А однажды укладываюсь спать и нахожу в постели куриную косточку. Убираю ее и говорю:
— Что за глупости!
Назавтра — две косточки.
Очень сержусь:
— Лада, ну что ты делаешь!
На третий день — три косточки. Я — собаку веником: прекрати безобразничать! Потом мне ребята говорят:
— Это же она делится с хозяином! Самым дорогим для нее богатством!
Все шло нормально, пока в Дудинке с собакой что–то не заладилось. Смотрю — опухоль у Лады! Пошел я на берег, повел ее к ветеринару. Тот посмотрел собачку и говорит:
— Жди пополнения!
Вскоре принесла она пятерых щенков. Моряки, как только малыши подросли, тут же их разобрали, а я написал о Ладе своей жене Елене в Ригу: "У меня появилась маленькая радость, она мне жизнь скрашивает и всем нам веселее". Вскоре получаю радиограмму: "НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДУ ДОМОЙ ТЧК РАДОСТЬ ОСТАВЬ АРХАНГЕЛЬСКЕ".
После севера мы пришли в Вентспилс, жена приехала на судно. С Ладой Елена быстро подружилась, и та поехала с нами домой в Ригу. Жена ее очень полюбила и когда собачка болела, всякими капельками лечила. 10 лет Лада прожила в нашей квартире.
