«‎Какое днище»: работа Собчак в Минске вызвала ненависть

Lifenews
BB.LV
Дата публикации: 22.10.2024 13:25

Антураж эфира был стилизован под допросную.

42-летняя телезвезда захотела покушать драников.

Ксения Собчак слетала в Минск и взяла интервью у Романа Протасевича, причём, для более нелепой картины, под присмотром одного из главных белорусских телепропагандистов – Григория Азарёнка. Вот как русская эмиграция и лидеры мнений, живущие в РФ, охарактеризовала эту акцию.

Ксения Ларина:

Какое днище. Чем же так перед ними провинилась Собчак, что ей приходится выполнять самую грязную работу, даже Соловьева так не опускали. Да еще под надзором главной пропагандистской пушки Лукашенко – жополиза Азарёнка.

Виктор Шендерович:

Смотреть это можно – заведомо – только из профессионального или антропологического интереса. "Смущенная улыбка обесчещенного" (Фазиль Искандер) рождает встречное смущение и острую жалость, почти не притупляющуюся даже от знания, скольких людей он сдал под пытками или угрозой пыток (а кто бы не сдал?). Но бестрепетная "журналистка", получившая эксклюзив от насильников и отрабатывающая их повестку, вызывает совсем другие, очень ясные чувства.

Константин Каверин:

Я прошу вас, очень прошу: не смотрите, пожалуйста, интервью Протасевича Собчак. Не смотрите Азарёнка у Собчак. Ничего из того, что делает Собчак, вообще никогда не смотрите. Потому что это просто вредно. Она довольно ловко играет в "чэсную" журналистику, и неподготовленный зритель запросто может принять её деятельность за, скажем, проявление некоторого благоразумия.

Я понимаю, что большинство из читающих это сейчас люди вполне подготовленные. Тогда я прошу вас: расскажите тем, кто до сих пор находится под очарованием этой барышни, что очарование это преступно и пагубно.

От этих её интервью воняет. Тюрьмой, пытками и смертью. Но она непоколебима в стремлении легитимизировать преступные режимы Путина и Лукашенко. Вот же, – как бы говорит она нам, – всё нормально! Ну, да, есть перегибы, но жизнь идёт своим чередом, и не такие они и людоедские, эти режимы, всё-таки двадцать первый век и т.д.

Не смотрите. И не давайте смотреть это другим. Она точно такая же преступница, как и Соловьев с Азарёнком. Только чуть искуснее. И, значит, гораздо опаснее.

Зинаида Пронченко:

Наверное, надо что-то сказать про поступок Ксении Собчак, нарядившейся в модный осенний оттенок (шоколадный) и съездившей в братскую страну за очередным острым интервью – с Романом Протасевичем. Это и правда действие, выбивающееся даже из типичного для Ксении поведенческого паттерна. Кажется, вояж в Беларусь стал для нее попыткой обмена опытом. Одна жертва группового изнасилования наносит визит другой, дабы удостовериться, что и в процессе принудительного полового акта можно получить удовольствие, обрести смысл жизни. Роман, вот, стал сварщиком и отдыхает в Дубае. Вполне вдохновляющий пример. Тем более, что Ксению пускают в страны поприятнее и пайку дают побольше и повкуснее – есть повод приосаниться, почувствовать себя не простой заложницей, а золотой. Смешно (страшно), что Ксения пропустила момент, когда эта антитеза (иначе бы посадили) перестала работать. Она уже сидит – только не за убеждения, а за их отсутствие. Изначальное. Поэтому ее, в отличие от Протасевича, не жалко. То, что она столько лет выдавала за свободу – было просто ещё одним оттенком шоколадного.

Мария Слоним:

Но вообще, это интервью – совершенно уникальная вещь: ни интервьюер, ни интервьюируемый – не Мефисто, не тот уровень, но всё равно – впечатление, что оба, одна более цинично, другой – наивно, расчехляются и оголяются. Порно-интервью, очень познавательно.

Александр Невзоров:

Покорность диктатору это сознательный выбор. И протасевич, сменивший нимб мятежника на прощение и милость рыгорыча, и оттопырившаяся кремлю ксюша вовремя сообразили, что рыпаться слишком опасно: все равно ими подотрутся, но предварительно удавят.

Забавно то, что на интервью к собчак протасевича одного не отпустили. При нем неотлучно дежурил великий инквизитор Беларуси азаренок, который взглядами и кивками подсказывал бывшему нехтовцу "правильные" ответы. Кремль работает чище: маузер, приставленный к ксюшиному затылку, был почти невидим.

Алина Витухновская:

Собчак сделала интервью с Протасевичем, выглядевшим скорее плененным, чем "умудренным пассионарным опытом". Посыл интервью – "Не рыпайтесь". Нам показали, как работают кнут, но не показали пряников.

Протасевич работает сварщиком, словно бы вновь отбывает трудовую повинность. Все это натужно, вымученно, чудовищно неубедительно. Скажу крамольное, найдется масса людей, которые предпочтут быть героями, нежели работать на заводе вместо "карьеры персонажа" и пожизненно унижаться в эфирах. Вообще иногда быть героем проще всего.

Андрей Пивоваров:

Интервью Собчак смотреть тяжело, не стоит смеяться над Протасевичем. Его предательство Сапеги вызывает чувство брезгливости, человека сломали, и думаю, внутри он абсолютно пуст.

Надеюсь, когда-нибудь он сможет вырваться и рассказать, что с ним делали в КГБ и почему он пошел на всё это.

Ну а Собчак ещё один привет в карму. Интервью с маньяком-педофилом, теперь со сломанным заложником. Просмотры не пахнут, как кэш из АП.

Алла Борисова:

Диалог бессовестного человека, которого купили, с несчастным человеком, которого сломали... Нет слов. Но очень яркая иллюстрация исторического этапа там, в России и Беларуси.

Алекс Синодов:

Два оппозиционера. Роман Протасевич и Ильдар Дадин. Оба были олицетворением протеста, оба попали в тюрьму. Один отправился за решётку по собственной воле, ради ареста второго пришлось сажать самолёт. Обоих пытали и угрожали убить. Обоих отпустили досрочно, одного благодаря сотрудничеству с властью, второй добился отмены приговора и наказания пытавших его тюремщиков. Один после заключения унижается и лебезит перед мучителями, второй взял в руки оружие и погиб в бою. От прежнего Протасевича не осталось ничего. Ильдар сохранил себя. Кто из них умер?

Елена Романова:

Все накинулись на Собчак из-за интервью с Протасевичем (что-то похожее было, кажется, после скопинского маньяка). Но по мне – так это важная ассенизаторская работа, которую – ну вот случилось! – никто, кроме Ксении Анатольевны делать не хочет. "Все нынче культурные стали, а там удобства во дворе" (с). Как документ эпохи интервью совершенно бесценно. Понимаю, что от аналогий уже тошнит, как от Циклона Б, но это интервью в бараке Аушвица. Потом, в музеях путинизма его будут показывать школьникам как пример жизни после социальной смерти. Точнее, после социального убийства личности тоталитарным государством.

Анна Каретникова:

Кино Собчак про Протасевича с участием Азарёнка такое себе яркое, вызывающее гамму эмоций, включая стыд и страх, и при этом оно именно кино, с двойными смыслами, – ну так а Собчак, какой бы ни была, точно не дура. Там, мне кажется, Протасевич не герой, а повод. Наблюдать за сломленным человеком, вынужденным вымученно доказывать зрителю, по тем или иным причинам, что он живой, – интересно, конечно. Это такой как бы неприличный даже, стыдный интерес: на некоторые вещи лучше не смотреть: такое не принято. Но тем более ведь захватывающе! Ну, как с маньяком, тут Ксения Анатольевна – мастер.

И когда я вижу краем глаза обсуждения, то часто встречается такое: а ваш самолёт принудительно в Беларуси сажали? А вас пыткам подвергали? Вот и молчите! Не смейте осуждать! Он имеет право говорить, что угодно.

С одной стороны – казалось бы. Не сажали и не пытали. С другой, и для меня – куда более очевидной: нет, это неверная, порочная позиция. То, что меня или кого-то ещё не пытали, не значит, что нормально – предавать, нормально – жить в страхе и лгать, нормально – отказываться от убеждений, нормально – оправдывать ненормальное. Всё это может быть чудовищно, дико – но нельзя признавать это нормальным. Потому что тогда утрачивается само понятие нормы. Ни от кого нельзя требовать быть несгибаемым героем. Но это не значит, что нужно перестать видеть черту: потому что тогда её можно провести где угодно.

Потому что, возвращаясь к началу, Собчак (мне так кажется) явно параллелит себя с Протасевичем, она рассказывает как бы и о себе, ненавязчиво присваивая и себе статус заложника. Где-то она чуть пугается, где-то – чуть кокетничает, при этом – якобы (или на самом деле) не может перебрать через край, – где-то оставляет простор для фантазии, обрывая собственный вопрос или ответ Протасевича, оставляя простор как бы для недосказанности.

Моральная индульгенция Протасевичу своим продолжением предполагает моральную индульгенцию для самой Собчак, и она прекрасно это осознаёт. Ну а что цена разная – так при уже сдвинутой планке нормы – какая разница, куда двигать её дальше? Можно туда, можно сюда. Собчак вон создаёт в своём канале в принципе неплохую, даже правозащитную, я бы сказала, – повестку. Чем не цена?