История капитана Губина: петух — в Северном Ледовитом океане 0 905

В середине шестидесятых годов Василий Губин становится капитаном на танкерах.

Василий Иванович командовал многими латвийскими судами, совершив определенный рекорд: стал участником двадцати семи арктических навигаций, сначала штурманом, затем — капитаном.

Мне посчастливилось работать с Василием Ивановичем на танкере "Огре". Он считал, что когда на судне есть какие–либо животные, экипажу живется веселее и спокойнее. Так, когда танкер "Алуксне", которым он командовал, несколько месяцев подряд снабжал топливом рыболовные суда в районе Западной Африки, на нем путешествовали обезьяны: бабуины и мартышка.

А при работе на порты Ботнического залива однажды весной на встреченной судном капитана Губина льдине "терпела бедствие" тонконогая косуля. Василий Иванович развернул теплоход, с него спустили шлюпку — и косулю спасли.

В начале семидесятых годов танкер под командованием Губина доставлял мазут из литовского порта Клайпеда в порты по всему шведскому побережью. Маленькие шведы к борту судна приносили морковь и капусту. А в Клайпеде руководство нефтепричала выписывало пропуск целым классам. И в шведских портах, и в Клайпеде ребята приходили посмотреть на "кроличью ферму" в несколько десятков ушастиков, которая располагалась в шланговом отделении танкера "Алуксне".

Сегодняшняя история капитана Губина — из давних времен.

Петух — в Северном Ледовитом океане

Было это в 1950 году. Тогда теплоход "Академик Павлов", самое большое судно Латвийского пароходства, работал с рыбаками. Этот теплоход, водоизмещением 10 тысяч тонн, получили по ленд–лизу от США.

Наши рыбаки занимались тогда промыслом сельди в Гренландском море — окраинной части Северного Ледовитого океана.

Мы принимали их улов. У теплохода "Академик Павлов" сразу по шесть сейнеров швартовалось, у каждого борта — по три.

Северный Ледовитый океан никогда не бывает спокойным. Даже если нет волнения от ветра, он словно дышит, вспоминая недавние шторма, — по его поверхности перекатывается большая зыбь.

Небольшим сейнерам мы доставляли пустые бочки, брали от них бочки с уже засоленной селедкой или просто рыбу, которую потом сами засаливали на борту "Академика Павлова". На нашем судне все, кроме капитана, занимались рыбой: засаливали, упаковывали в бочки. Нагрузка была колоссальная. Работали по восемь часов, четыре — отдыхали, и потом опять восемь часов — у бочек.

Когда судно оказывалось уже порядочно загруженным, мы отвозили рыбу в Мурманск.

В те времена на судах не было холодильников для продуктов. Так вот, уходя в длительный рейс, рыбаки брали с собой куриц, чтобы те несли свежие яйца. И никто не спорил, что главный в курином семействе, конечно, петух.

На сейнерах под мостиком, у лобовой надстройки была ниша. Так вот там устраивали птичник — натягивали сеть. В птичнике жили и куры, и утки и другие пернатые.

Однажды солим рыбу, работаем, смотрим сверху и видим: плывет птица! Представляете, на волнах Северного Ледовитого океана белеет то ли петух, то ли курица! Эта домашняя птица может держаться на воде, так как в перышках у нее — воздух. А вот выбирать курс, как утка или гусь, петух не может — ведь на лапках у него нет перепонок! Остается петуху или курице дрейфовать по воле волн.

Видно, свалилась птица в волны из какого–то морского курятника.

Наше судно лежало в дрейфе.

С бортов "Академика Павлова" свисали кранцы — это такие приспособления, которые вывешиваются при швартовке судна у причала или к другому судну. Они предназначены для того, чтобы суда не терлись друг о друга и не повредили борта, особенно во время сильного волнения. Кранцами (которые были вывешены с нашего борта на металлических тросах длиной два–три метра) служили использованные громадные шины, но не автомобильные, а, думаю, самолетные.

Пригляделся я к дрейфующей птице, вижу: точно, петух!

Выбрал я кранец, в районе которого, по моему расчету, волной прибьет Петю–петушка — золотого гребешка, и спустился на него по тросу. Не думаю ни о чем, кроме: "Надо спасти пернатого!"

А тут большая волна к судну подкатила. Вывернула мой кранец, я соскользнул с него, в руках у меня — металлический трос. Держусь за него, а тут и петуха прибило к борту. Я схватил его свободной рукой — и за пазуху. Кричу на борт:

— Ребята, штормтрап давайте! А то пропадем мы вместе с петухом!

Спустили штормтрап, я за него уцепился, матросы вытащили меня на борт. Вместе с птицей, конечно. Все подбежали смотреть на чудо — на спасенного петуха. Правда, тогда он больше напоминал мокрую курицу.

Пошел я, промокший и продрогший, в душ, Петю–петушка захватил с собой. На нем и было–то — полтора перышка — всё, что осталось в борьбе с суровым океаном. Погрел я спасенного под теплой струйкой из крана. Потом вернулись мы с птицей в каюту, я петуха завернул в одеяло и положил в постель.

По судну быстро понеслось:

— Поймали петуха!

Улегся я спать — и тут же заснул. И вдруг часа через четыре по каюте разносится:

— Ку–ка–ре–ку–у–ку!

Просыпаюсь, и так мне приятно на душе: словно не в Северном Ледовитом океане нахожусь, а отдыхаю летом в деревне.

Капитан дальнего плавания Василий Иванович ГУБИН.

Как устроить новосела?

Сделал я в сушилке, где сушили мы верхнюю одежду — ватники да брюки, специальный настил, обустроил жилище петуха, как сумел.

Но неизвестно почему, возможно, из–за сильного стресса, он взял за правило: как только наступала ночь, начинал кукарекать — без передыха несколько часов!

Правда, со временем кочет вошел в ритм пения сухопутных своих сородичей и кукареканье из сушилки вошло в петушиную норму, можно сказать, кричал он редко.

Потом наш крылатый пассажир стал посещать главную палубу. Там всегда собиралось много народа, судовой петух поднимал настроение работающим. Потом взял за моду бегать по верху борта — по планширю. Запрыгнет на него — и мчится по всему периметру судна — на радость морякам.

Прошло месяца два. "Академик Павлов" отправился в Мурманск сдавать сельдь.

Как только показался берег, петух заметался по палубе, как шальной. Мы уже волнуемся — не свалился бы за борт!

Но вот подходим к рыбному причалу. Только на причал полетела выброска, петух разогнался — и вслед за ней, а до причала — еще несколько метров! Допрыгнул до берега — и давай носиться туда–сюда.

Потом вернулся на "Академик Павлов" как ни в чем не бывало.

Из пароходства сообщили, что мне выехала замена. Я оставил морского кочета на судне — он привык к морю, за рейс даже оперился. И еще долго бороздил морские просторы.

Владимир НОВИКОВ.