Гузель Яхина, "Эйзен". М.: АСТ, 2025.
Ни книги Яхиной, ни сама фигура писательницы совершенно не располагают к скандалам. Она не светский персонаж, не гражданский активист, не пламенный революционер, не опора режима.
А уж ее романы ("Зулейха открывает глаза", "Дети мои", "Эшелон на Самарканд") — и вовсе историческая терапия, лекарство для коллективной памяти. Точнее, они бы могли сыграть такую роль.
Когда прошлое превратилось в настоящее
Яхина всегда бралась за темы страшные и болезненные — коллективизация, голод в Поволжье в 1920–х, слом судеб людей и народов — но писала о выживании в аду, о преодолении ужаса, о сохранении человечности в нечеловеческих условиях. Если бы столетнее прошлое в России действительно стало прошлым, яхинские книжки помогли бы с ним примириться, проработать, изжить травму.
Однако прошлое превратилось в настоящее, раны открылись, случились рецидивы психозов — и вокруг Яхиной, ее романов, их экранизаций загремели скандалы.
Кажется, как раз с экранизации "Зулейхи" в 2019–м все и началось. И сериал, снятый по книжке, и саму книжку громили и справа, и слева. Яхиной доставалось и за очернительство, и за недостаточную критичность, за татарскую русофобию и за имперское неуважение к татарам. "Зулейху" ругали за стилистическую простоту, "Детей моих" — за стилистическую избыточность, "Эшелон на Самарканд" — за исторические ошибки и плагиат (последнее обвинитель не доказал).
Художник и власть
Ну а когда писательница уехала из России в Казахстан — через целый год после начала российско–украинской войны и не делая громких заявлений — она, естественно, стала для патриотов изменницей. "Эйзена", свежий яхинский роман, те привычно — но с обостренной страстностью военного времени — прокляли как антисоветчину.
Эта беллетризированная биография Сергея Эйзенштейна, в которой беллетристики больше, чем ЖЗЛ, — и похожа на предыдущие книжки писательницы, и непохожа. Снова первые десятилетия советской власти, снова общеизвестный исторический сюжет (историко–биографический в данном случае), снова стилистическая простота на грани срыва в журнальный очерк или пост в соцсети: "Съемки животных… обернулись кошмаром для помрежа Александрова и крепкой задачкой для оператора Тиссэ".
Но теперь главной герой — не маленький человек, не рядовая жертва, не вымышленный персонаж, а великий режиссер, реально существовавший, чьи жизнь и творчество досконально исследованы и многократно описаны. Понятно, что в романе об Эйзенштейне тема "художник и власть" не может не быть одной из центральных — и понятно, что роман такой, выйдя в середине 2020–х, не может не восприниматься как злободневный.
Оставить комментарий