А зомби здесь тихие 0

Писатель Поляринов более всего известен по вышедшему четыре года назад роману "Риф". При чтении его тут же становилось ясно, что написан роман городским примодненным книгочеем: в нем было много феминизма, скрытых отсылок к Донне Тарт и Александру Эткинду, а скрепляла причудливую конструкцию из трех сюжетных линий интернациональная фрейдистская тема непроработанной травмы.

Правда, среди вариантов ее трактовки был и характерный российский: в одной из линий речь шла о забытом расстреле мирной демонстрации в советском городке (как в Новочеркасске, только в Заполярье).

Ничего не вижу, ничего не слышу

То, что в 2020–м казалось одним из общих мест, обрело острую актуальность два года спустя — когда непроработанные исторические травмы России дали впечатляющие всходы, а Поляринов подобно множеству городских примодненных книгочеев сменил страну проживания.

Роман "Кадавры", написанный уже в Тбилиси, во многом о том же — о попытке людей игнорировать чудовищные события, уживаться с ними, не обращать на них внимания. Но теперь это выглядит почти публицистикой — и, как ни крути, именно Поляринов, автор филологических эссе, печатавшийся в гламурном Esquire, модной "Афише", на высоколобом портале "Горький", оказался одним из первых, кто попытался высказаться в прозе о катастрофе России в целом и класса городских книгочеев в частности.

Роман — о войне, эмиграции, репрессиях, цензуре; но поскольку вышел он все–таки в московском издательстве, легко догадаться, что действие его происходит не в реальной современной России.

Жить рядом с ужасным

Ситуация на данный момент такова: издать актуальную книжку в Москве можно — но жанр ее должен быть историческим или фантастическим. "Кадавры" — про альтернативную Россию, пережившую гражданскую войну, пребывающую в разрухе и фактически колонизируемую Китаем.

Атмосфера безнадежности и сюжетная схема (путешествие двух героев через вырожденное пространство) типичны для постапокалиптической фантастики — но апокалипсис здесь обыденный, растянутый во времени и потому неочевидный для обитателей рухнувшего мира. В котором даже зомби имеются для полноты коллекции штампов — но и те неактивные: детские трупы, застывшие как статуи. Три десятка лет назад они необъяснимым образом появились по всей стране. Перемещать этих кадавров невозможно, уничтожать опасно для экологии.

Не зная, как справиться с напастью, власть ее замалчивает и репрессирует излишне любопытных. Люди привыкают жить рядом с ужасным. Адаптироваться, как выясняется, можно даже к концу света.