Вот такое кино: нынешние времена — времена злых детей 0 1066

Что такое пуэрилизм

Нынешние времена — времена злых детей. Чтобы понять, что происходит вокруг и почему люди ведут себя так, как ведут, нужно не смотреть в ютубе жуликоватых "экспертов", а читать старые книжки. Например, Йохана Хёйзингу, автора знаменитого труда с примечательным названием Homo ludens, "Человек играющий", писавшего: "Пуэрилизм (детскость) — это недостаток чувства юмора, вспыльчивая реакция на то или иное слово, далеко заходящая подозрительность и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу, резкие крайности в хвале и хуле, подверженность любой иллюзии, если она льстит себялюбию или групповому сознанию".

Беда в том, что теперешние большие дети, будь они президентами, ломами (лидерами общественного мнения) или ноунеймами из фейсбука, полагают и позиционируют себя взрослыми и ответственными; они беспросветно серьезны, накачаны пафосом и по самую макушку залиты ощущением собственной моральной правоты.

Повсеместный переизбыток инфантилизма скрытого, выдаваемого за гражданскую позицию и нравственные убеждения, заставляет снисходительно, более того — не без симпатии и уважения — относиться к инфантилизму честному и последовательному. Не стесняющемуся себя и над собой посмеивающемуся. Такому, как у Уэса Андерсона, человека играющего. Играющего вот уже лет тридцать лет и три года — столько, сколько он снимает кино.

В мае, накануне каннской премьеры "Финикийской схемы" режиссеру стукнуло 56, но взрослеть он по–прежнему не намерен.

Сказки Андерсона

Глупо писать: "Уэс Андерсон решил снять болливудское роуд–муви ("Поезд на Дарджилинг"), авантюрную ретро–комедию ("Отель Гранд Будапешт") или параноидальную фантастику ("Город астероидов"). Его фильмы — не чистые образцы того или иного жанра, но и не пародии на жанр. Ведь пародист высмеивает клише, а Уэс с ними по–детски увлеченно играет. Сказки Андерсона — вообще не совсем кино: что–то на стыке кинематографа и театра, причем кукольного.

Другая постоянная театральная ассоциация — конечно, капустник: учитывая, сколько звезд и суперзвезд в обязательном порядке собирается в каждой ленте Андерсона — не столько чтоб поработать вместе, сколько чтоб подурачиться на корпоративе.

Так вот, на сей раз Уэс решил поиграть в шпионский боевик — редкий рецензент не пошутил в этой связи про И. Ханта в исполнении Т. Круза, тем более, что восьмая "Невыполнимая миссия" вышла в мировой прокат почти одновременно со "Схемой".

И вновь продолжается бой

Трепетный сентиментальный режиссер плещет бутафорской кровью и отрывает персонажам конечности. Разумеется, не изменяя себе в главном. Да и во второстепенном не слишком. Снова ретро; время действия, как и в "Городе астероидов", –1950–е; снова, как в "Гранд Будапеште", выдуманная страна: жаль не вызывающая, в отличие от Зубровки, питейных ассоциаций. Называется Финикия — хотя к древним финикийцам, конечно, отношения не имеет.

Перечислять, начиная каждую фразу словом "снова", можно бесконечно — Уэс давно и намеренно пересек черту, за которой однообразие авторской манеры из недостатка превращается в способ навсегда отсеять чуждую аудиторию и сплотить преданную свою. Снова пресловутые симметричные кадры, снова премьера в Каннах (интересно, что именно каннских призов на его тесно заставленной полке так и нету), снова всеголливудский капустник. Билл Мюррей на месте. Хэнкс и Крэнстон носят усы (из–за чего почти неотличимы друг от друга), Камбербэтч — бороду Карла Маркса и брови Брежнева, Йоханссон — косу пани Тимошенко, Сера — круглые очочки.

Снова — и это уже о главном — семейные отношения, постоянный источник андерсоновской меланхолии. Каждая несчастливая семья в его фильмах несчастлива по–своему: например, в "Схеме" Жа–Жа Корда (Дель Торо), международный магнат ворочает по своему желанию мировой политикой, но не может найти общего языка с дочерью (Триплтон).

Быть взрослой дочери отцом

Выжив после шестой авиакатастрофы, Жа–Жа Корда задумывается о своем наследии — и решает, во–первых, реализовать мегапроект в упомянутой Финикии, во–вторых, назначить единственной наследницей единственную дочь (хотя у него еще девять сыновей). Проблемы возникают и с тем и с другим. Для срыва финикийской схемы объединяются могущественные недоброжелатели, а девушка вместо управления бизнес–империей намерена постричься в монахини.

Постичь, что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом, не менее важно для героя, чем уцелеть в вооруженных разборках и распутать международные интриги — во всяком случае, режиссер уравнивает все эти задачи по важности. Что логично: в детском мире, мире ребенка, приключения игровые, а семейные неурядицы — настоящие. Первое веселит, второе печалит.

Андерсон воспроизводит эту иерархию переживаний, помогая сохранить здравомыслие и человекоподобие. Пока другие большие дети старательно лишают того и другого себя и окружающих.